Белая радуга

Шилоносов Андрей

– Урод, – зло прибавил он, уползая обратно под газеты.

Эн пробыл в задумчивости семь минут. Затем подошел нужный поезд.

Внутри, как и на станции, оказалось совсем пусто. Один человек во всем вагоне, скромно сидящий у окна, вылавливался восприятием далеко не сразу, и за серьезный объект занимавший пространство его можно было не считать.

– Ух ты, – заговорил он, когда двери закрылись и поезд тронулся к следующей станции. – Агент Системы в "общественном транспорте"! Жизнь прожита не зря.

Эн проигнорировал данное наблюдение.

Последующие десять минут поездки пассажир

не проронил ни звука.

Эн, несколько взволновано внутренне, но с непроницаемым спокойствием внешне, размышлял над своими потерями времени. Мысленно он возвращался к разговору с бездомной женщиной. Используя компьютеры в метро, агент в третий раз отправил Седому просьбу разрешить, ради распространения Системы, переговоры с внесистемным населением, но вновь не получил ответа.

При приближении к пункту назначения, а именно к необходимой Эну остановке, вагон сотряс вой одинокого попутчика агента.

– Не хочу умирать! – заплакал он.

– Ваше время? – поинтересовался Эн, попытавшись таким образом успокоить человека.

Эффект получился противоположный. Попутчик забился в судороге, заметался по вагону и забил кулаками по стеклу. Вдруг упал замертво, захлебнувшись пузырящейся пеной из рта.

Двери поезда открылись. Эн помедлил мгновения, вышел.

"Много времени теряю", – расстроенно подумал он, шагая по станции не менее грязной, чем предыдущая. Здесь было столь же безлюдно, как везде. Но Нэ внезапно проявил себя, и Эн остановился от очередной неожиданности.

Нэ сказал: "Прояви сочувствие и понимание".

– К кому? – резко спросил Эн.

Ответ не последовал, но Эн действовал быстро. Он повернул кольцо до щелчка, прошелся восприятием по окрестностям.

Некто в плаще, в точно таком же плаще, который был на агенте, поднимался по лестнице на улицы города. Эн как будто увидел себя, только со спины. Свои волосы на голове, свои уши. Он видел фигуру своего роста, в своих сапогах и в своем плаще. Но Нэ поднялся выше и скрылся из виду, Эн поспешил следом, однако никого не нашел на слабо освещенной улице.

– Чтоб тебя, – искренне молвил Эн. – Теряю время на призраков… На ошибку нервной системы. Теряю нервные клетки, не экономлю заряд батарей. А эта бессовестная галлюцинация пользуется моей слабостью.

Здания старые, заброшенные, потрескавшиеся. Грустно и молча они взирали на агента невидящими, бессветными глазами. В пространстве клубились облака пыли. Мелкий мусор подпрыгивал, танцевал, кувыркался, радуясь, веселясь без причины. Салфетки, газеты, пластиковая посуда, объедки, обувь и дырявые перчатки.

Глухой ветер донес далекие городские шумы.

– Я

найду тебя, Нэ! – пригрозил Эн пустоте района. – Слышишь? Ничтожный имитатор! От меня никто не уходил!

Эн выждал минуту, слушая, как эхо разносит его слова по неживым домам.

Затем развернул кольцо обратно и, на всякий случай, проверил окрестности собственными сенсорами. Снова включил подаренный гениальным оружейником прибор. Выключил. Включил. Выключил.

– Это бессмысленно, – проворчал агент.

"Ищи, если тебе нечем заняться."

– Где же ты? – спросил Эн, удаленно исследуя дома на наличие хотя бы одного рабочего компьютера.

"Я не играю в прятки. Время еще есть. Но мы его теряем."

– Иди к черту, – выругался Эн.

Его путь пролегал через трущобы к цивилизованным местам, к башне радиостанции, к простым людям и к Детям Свободного Мира.

Эн зашагал быстро.

Он шел из пустоты в общество.

Лапка паука

Лапку потерял паук.

Плачущий порвался звук.

Пал неслышно в свой узор,

Как лишенный смысла взор.

Миг не выдержав с метлой,

С мягкой женской красотой,

После двух горячих губ

Пал художник-душегуб.

Спи, паук, в сетях своих.

Жизнь не стерпит вас двоих.

Ты столкнулся со стеной.

Ты безногий и немой.

В центре чувствовалась жизнь.

Сердце города продолжало упорно убеждать мертвый мир, что жизнь существует. По улицам спешили прилично одетые пешеходы. Взлетали и садились машины. Со стороны таверны доносились звуки веселья. Подмигивали вывески. Светились окна госпиталя и площадки на вышке радио. Вокруг госпиталя собралась кучка бродяг. С вышки на город взирали Дети Свободного Мира. Центр был частью Системы, тут многие проводили время, выделенное Системой для отдыха.

Центр также считался одним из престижных районов. Люди в таких районах могли позволить себе тратить время, его у них было много. "Скороспелы", лишенные перспектив, рано попадали в трущобы, часто вовсе отказывались от работы в Системе и присоединялись к Детям.

"Три… Два… Один!.." Веселье в таверне не умолкало. Отмечали чей-то День смерти, возможно сразу несколько параллельно. Свой уход каждый волен выбрать сам, и многие, кто успел закрыть долги перед Системой, предпочитали уйти с помпой, с шумом, плясками, праздником для оставшихся в живых, под музыку, в теплых объятиях или даже экстремальными способами. Лишь бы подальше от "косы".