Белая сирень
Шрифт:
Пространство открывается широко вокруг: барханы в розоватом отсвете заалевшего вечерней зарей неба, прозрачные и тоже с розовым исподом легкие облака. Ветер, дующий теперь слабыми, ласковыми порывами, уносит последние клочья тумана. Воздух снова прозрачен, пространство зримо во все концы, и пустыня уже не кажется такой враждебной и страшной.
Мельхиор сидел лицом к пустыне, спиной к бивуаку. И он первый увидел то, что и мы видим его глазами.
71. Совсем неподалеку
По изморщиненной щеке Мельхиора заструились слезы. Два других короля глядят на него с изумлением.
— Белый город! — говорит Мельхиор. — Разве вы не видите Белый город?
Они недоуменно вглядываются в даль и, похоже, действительно ничего не видят.
— Белый город!.. — повторяет, как заклинание, Мельхиор. — Белый город!..
Теперь и они видят: в синеве и алости прорезается прекрасный Белый город, сверкающий, как снежные вершины высоких гор, такой манящий и такой близкий, что протяни руку — и ты его коснешься.
— Белый город!.. — шепчут потрясенные короли.
Радость преобразила измученное лицо Бальтазара, а простодушный Гаспар вскочил и пустился в пляс.
Лишь Алазар оставался безучастен к общей радости и даже не смотрел в сторону Белого города.
Как ни радовались короли, они все же заметили угрюмую отстраненность Алазара.
— Тебе нет дела до Белого города? — язвительно спросил Мельхиор.
— Я пчеловод, потерявший своих пчел, — угрюмо ответил Алазар. — Я ищу их, а не Белый город.
— Не притворяйся дурачком, — вернулся к старой теме Бальтазар. — Ты прекрасно знаешь, что возвестила Вифлеемская звезда.
— Возможно, догадываюсь, — медленно проговорил Алазар. — В меру своего слабого разума. Но прошу вас, не надо меня упрекать, не надо говорить о Белом городе.
— Ты не смеешь указывать нам! — вскипел Бальтазар. — Кто ты и кто мы!
Кроткое лицо Алазара напряглось и выострилось.
— Я знаю свое место. Но я знаю также, что никакого Белого города нет. Здесь нет. До него еще идти и идти.
— А что же мы видим? — засмеялся Гаспар.
— Игру света и тени земли на горизонте, дрожание не успокоившегося воздуха. Ваше тоскующее воображение построило этот город.
Короли шумно возмущаются.
— Слепой глупец! — говорит Мельхиор. — Это настоящий город из камня, песчаника и глины, рукотворный город, которому суждено стать легендой.
— Прекрасный город, — подхватывает Бальтазар, — наша цель и спасение.
— Так чего же мы теряем время? — вскричал Гаспар. — Надо немедленно в путь, чтобы успеть туда до темноты.
— Вам не достичь его до темноты, — новым, суровым голосом говорит Алазар. — Вам не достичь его, даже
— Ты оказал нам некоторые услуги. — Голос старого Мельхиора дребезжит от раздражения. — Но сейчас мы не желаем тебя слушать.
— Он морочит нам голову, — подхватил Бальтазар. — С какой только целью?
— Время не ждет! — воскликнул Гаспар. — В путь, мои высокие друзья, в путь!
Короли засуетились: они понукают усталых верблюдов, не желающих вставать с земли, пинают их ногами, тащат за повод, кричат.
Алазар смотрит на них без всякой обиды, с тихим сожалением.
Что-то случилось в небе, очевидно, солнце закатилось, отсеклись его лучи, и в недвижном сумеречном воздухе погасли очертания Белого города.
— Где ваш город? — раздался голос Алазара.
Короли смотрят (и мы смотрим их глазами) — и никакого города нет в помине — пустынное небо, в котором кончилась красочная карусель.
Усталое разочарование на лице Мельхиора, злое остолбенение на лице Бальтазара, плаксивый ужас — на лице Гаспара.
Обескураженные и враз обессилевшие, короли молча опускаются на землю.
Пламя костра съеживается, со всех сторон подступает печальная ночь пустыни…
72. Ночь. Проснулся Алазар. Лицо его обращено к набитому звездами небу. Взгляд скользит по серебристой россыпи и наконец останавливается на яркой, будто подмигивающей звездочке в созвездии Андромеды.
Алазар долго смотрит на нее, губы его что-то шепчут. Взор туманится. Он подымает руку к небу и со странным выражением, полузакрыв глаза, гладит ее от пясти до локтя — с той нежностью, с какой гладил бы руку милой жены…
73. Как будто разбуженная чьим-то прикосновением, спящая Кана вздрогнула и открыла глаза. Она посмотрела на свою обнаженную руку, перевела взгляд на полуоткрытую дверь, за которой истаивала мгла, а голоса ночных птиц уже сливались с трелями птиц утренних. Воздух сладок и при вдыхании слегка щиплет слизистую оболочку. Кана смешно морщит нос. Она встает и выходит из дома…
74. Кана глядит в сторону опустевших ульев, осматривается по сторонам, словно ища чего-то, что ворвалось в ее сон и подняло с постели. Но не находит ничего, кроме маленькой, не утратившей и в рассветный час своей яркости звездочки в созвездии, которое ей называл Алазар, но не сохранила ее рассеянная память.
Непроизвольным движением Кана начинает гладить свою руку, и ей кажется, что ее ласкает тот, кто находится сейчас так далеко. Затем она возвращается в дом; налетевший порыв ветра слегка подхватывает и колышет ее рубашку…