Белая ворона
Шрифт:
— Не знаю, — сказала она осторожно.
Самолюбие и остатки стыдливости мешали признать, что восхитительно, хотя каждая частичка блаженно нежащегося тела просто мурлыкала об этом, и Маред, подумав, с трудом выдавила:
— Хорошо…
— Боги, какой немыслимый прогресс правдивости! Только каждый раз выбивать ее из вас подобным способом несколько утомительно.
— Я вас не просила! — вспыхнула Маред, дернувшись из объятий, но Монтроз, хоть и тоже разомлевший, обладал тяжелой вязкой
— Не просили, — согласился он, удобнее прижимая Маред и для верности закидывая на нее ногу. — Но напрашивались. Лежите, успеете еще принять гордую позу. Во всех смыслах…
— Да ну вас, — буркнула обнаглевшая Маред. — Мне нужно в ванную.
Бедра и промежность были скользкими, да и надо же посмотреть, что у нее там сзади…
— В ванную или в уборную? — так же лениво уточнил лэрд. — Если только первое, то на столике салфетки, пропитанные лосьоном. Я знаю, что вы аккуратистка, Маред, но после такого не грех побыть в постели.
Он снова был прав. Стоило приподняться, как тут же захотелось лечь обратно. И не вылезать до утра. Нежиться, подставляться под ленивые, такие же расслабленные ласки…
Маред честно постаралась содрогнуться от подобной аморальности, но что-то изменилось. Та Чернильная Мышь, которая готова была в слезах вырываться из спальни лэрда, куда-то исчезла. Да, это было неправильно. Гадко, безнравственно, а стоило вспомнить шлепки — еще и стыдно до изнеможения. Только вот лэрд стряпчий, которому она наговорила такого, первым делом спросил, как Маред себя чувствует. Выходит, ему не все равно?
— Подайте салфетки, пожалуйста, — вздохнула она, смиряясь.
А выспаться надо. Завтра сложный день: проект, разговор с тье Эстер, встреча с Чисхолмом. Вот о последнем сейчас и вовсе думать не хочется.
— Лежите, — сказал Монтроз, протянув руку к столику. — Я сам.
Без всякого стеснения обтер ее влажную грудь и живот ароматной тканью, потянулся к бедрам, но тут уж Маред не вытерпела, выхватив у него салфетку.
На столике смущенно звякнул фониль, потом снова, набирая громкость. Монтроз, поморщившись, взял аппаратик. Сел на кровати, выслушал что-то и очень спокойно — Маред уже знала это пугающее спокойствие — сказал:
— Да, разумеется. Сейчас приеду. Я очень благодарен вам, тьен АрМоаль. Позвольте адрес?
Дослушав, выключил фониль, поднялся, накинув халат, у самой двери обернулся к Маред. Так же тихо и спокойно сказал ей, настороженно замершей:
— Прости, девочка, мне придется уехать. Видимо, на всю ночь. Ты можешь идти к себе, а можешь остаться здесь. Без меня выспишься лучше.
Вот и все. Глупо обижаться. Видно же, что дело серьезное и неприятное, судя по застывшему лицу лэрда. Маред и не стала. Просто ускользнула к себе, пока Монтроз был в ванной. Села на кровати, ожидая звука отъезжающего мобилера, комкая в пальцах уже ненужную салфетку. Лучше тоже пойти в ванную. Смыть следы и запах, словно ничего не было, попробовать смыть и память, только она куда упрямее. И подумать, что же завтра сказать тьену Чисхолму.
Венсан
— Я держу только приходящую прислугу, — как бы ненароком заметил АрМоаль. — Не люблю чужих людей в доме. Прошу в гостиную.
Алекс, мельком заглянувший в полуприкрытую дверь, увидел почти пустой зал, освещенный астероновой лампой. Задрапированные светлой тканью стены, какие-то треножники, прозрачный экран то ли из промасленной бумаги, то ли из мутного стекла…
— Нет, это рабочая комната, улыбнулся хозяин. — Студио, как говорят италийцы. Нам сюда.
Гостиная оказалась гораздо меньше «студио», и, войдя, Алекс невольно поморщился. В воздухе стоял густой запах алкоголя и духов. Очень знакомых духов. Флория лежала на софе, укрытая легким покрывалом, и Алекс невольно задался вопросом, в порядке ли у нее платье. Неважно, впрочем. И так достаточно. Глядя на слипшиеся волосы, тоже, кажется, в бренди, и лицо с потеками косметики, он с трудом сдерживал злость и стыд. Сейчас Флория выглядела лет на десять-пятнадцать старше, причем очень нелегкие лет десять. Довести себя до такого состояния всего за сутки! Ллир Темный…
— Еще раз примите мою благодарность и прошу прощения за неудобство, — поклонился Алекс. — Право, мне очень жаль.
— Совершенные пустяки, милэрд. Она уснула часа два назад. Я бы не рекомендовал сейчас ее будить, иначе дорога для вас обоих окажется нелегкой. Не хотите ли выпить чаю? А девушка пусть еще немного поспит.
АрМоаль, мерзавец, был учтив и безмятежно-спокоен, слово подобрать чужую фаворитку в непотребном состоянии и вызвать ее покровителя — самое естественное дело.
— Не хотелось бы вас затруднять, — мрачно отозвался Алекс, чувствуя себя препаршиво. — Время позднее…
Он взглянул на карманные часы — три ночи. Самое время пить чай, что и говорить.
АрМоаль пожал плечами. Он был одет по-домашнему, но не в халат, а в свободные брюки и яркую шетландскую рубаху. Красно-синяя клетка шла франку просто до неприличия, подчеркивая эффектную смуглость кожи и смоль волос. В ухе поблескивала золотая серьга. Камерограф эксцентричен, однако.
— Я полуночник, — блеснул он улыбкой. — Все равно еще буду работать. Ночь — дивное время для вдохновения. Не отказывайтесь, прошу. Будет не слишком неучтиво, если мы сядем не в гостиной?
Что ж, кажется, он приглашал гостя не только из вежливости. Значит, к чаю особым угощением станет разговор?
— Где вы ее нашли? — хмуро поинтересовался Алекс, следуя за гостеприимным хозяином.
— Возле «Кантри-клаба». Я снимал ночной Темез, там очень красиво отражаются огни набережной. А тьеда Бёрнс сидела на скамейке. Ей было… нехорошо.