Белая женщина

Маковецкий Михаил Леонидович

Приближающиеся выборы лишили сна и покоя не только Костика и Гельфенбейна. Предвыборный штаб Великого Вождя и Учительницы приступил к разработке стратегического плана. Главным видом боевых действий было избрано наступление в глубоком тылу противника. Оставалось уточнить детали. Когда-то Великого Вождя и Учительницу в народе называли просто Великим Вождем прогрессивно мыслящей части общества. Но в ходе подготовки к предыдущим выборам в Кнессет этот титул вызвал определенное брожение в среде её немногочисленных, но шустрых сторонников. Великий Вождь прогрессивно мыслящей части общества — это звучит гордо, но длинно и не романтично. А главное, предъявлялись претензии со стороны сексуальных меньшинств, к которым Великий Вождь и Учительница относила и женщин. Ощущающие себя сексуальным меньшинством, причём страдающим от безжалостной эксплуатации, женщины справедливо утверждали, что Великий Вождь — это звучит чересчур по-мужски. Им очень хотелось

бы видеть в официальном титуле и женскую составляющую. Было предложено «Великая Вождиха», но этот вариант был отвергнут из-за его двусмысленности. Было непонятно, кто это — подруга Великого Вождя или самостоятельная повелительница, окруженная сторонниками и почитателями. Вариант «Великое Вождило» был всем хорош. В нем констатировалось равенство полов, и звучал некий вызов костным устоям. Он был краток и выразителен. Но, в конце концов, и этот замечательный вариант был отвергнут из-за возражений сексуальных меньшинств, которые услышали в нем оскорбительный намек. В конечном итоге, после напряженных раздумий, выбор пал на вариант «The great Leader and the Teacher of progressively conceiving part of a society» (Великий Вождь и Учительница прогрессивно мыслящей части общества) или просто «The great Leader and the Teacher» (Великий Вождь и Учительница). В этом титуле были воспроизведены законные требования женщин, нашли свое отражение справедливые требования сексуальных меньшинств и приравненного к ним по льготам арабского народа Палестины. Более того, этот титул был точен, краток и нёс в себе некую загадочность. Нечто знакомое с детства и полузабытое. Нечто приличное, но приятное. С учетом всего вышеизложенного единодушно было принято решение вновь идти на выборы с заслуженно завоевавшим всенародное признание «Великим Вождем и Учительницей». Такой ход мог принести не менее двух мандатов. В результате вариант «Великий Вождь и Учительница» был утверждён. «Великий Вождь и Учительница» предполагалось дать на фоне умиротворённого лица Великого Вождя и Учительницы, украшенного кусками вишнёвого торта.

Удовлетворенная Великий Вождь и Учительница, в знак окончания совещания, закрыла коробку конфет, которую она, вместе с узким кругом своих сторонников, почти опустошила во время дебатов. С коробки на нее глянула до боли знакомая физиономия.

— Это что еще за оскал кондитера? — спросила она, тупо уставившись на триптих. — Какое отношение я имею к «Южной Вишне»? Кто пытается сделать из меня очаровашку с явным привкусом блондорасизма?

Гневу политического деятеля, считавшей свое уродство политическими убеждениями, не было границ. Она дала команду проверить возможность судебного преследования зарвавшейся «Южной Вишни», но, не дождавшись окончания проверки, прибыла в Ливна для личной беседы. В беседе участвовали владелец фирмы Борис Эйдлин и юрисконсульт «Южной Вишни» Дан Зильберт. Элегантная секретарша владельца фирмы, которую звали Инбар Бен Ханаан, предложила гостье чай с вишневым тортом, но великий Вождь и Учительница восприняла это как провокацию.

В состоявшейся немедленно по прибытии высокой гостьи беседе Дан Зильберт сразу отмел возможность судебных притязаний. В триптихе использовались кадры из документального фильма «Летний вечер в Ливна», все права на который принадлежат киностудии «Антисар», у которой с «Южной Вишней» есть соответствующая договоренность. Кроме того, Борис Эйдлин предложил оплатить расходы на предвыборную агитацию, которую фирма «Южная Вишня» начала вести по своей инициативе в пользу возглавляемой Великим Вождем и Учительницей партии «Энергичная Работа». В противном случае он угрожал поменять портреты в левой и правой части триптиха на искаженные в зверином оскале лица политических врагов всей прогрессивно мыслящей части общества. Хорошо, что его не слышала Анечка. Борьба за справедливые права сексуальных меньшинств, по её мнению, была не к лицу выдающемуся украинскому политическому деятелю в изгнании. Посоветовавшись с товарищами, лидеру партии «Энергичная Работа» пришлось проплатить творческий порыв заслуженного художника Кабардино-Балкарии из фондов, предназначенных на борьбу за справедливые права народа Палестины, выделенных одной французской пацифисткой организации, из скромности пожелавшей остаться в неизвестности.

Нешуточные страсти, кипевшие в последние дни в поселении Ливна, пробудили интерес к политике даже у ветеранов театра и кино супругов Борщевских и Варвары Исааковны Бух-Поволжской. Как-то мы сидели в беседке за чашкой чая с вишневым тортом. Я и старые театралы позировали для картины «Чаепитие в Ливна». Одновременно Варвара Исааковна выгуливала шейха Мустафу. Разговор незаметно перешёл от Вовы Сынка на Владимира Путина.

— Вы знаете, Михаил, — как обычно торжественно начал Вячеслав Борисович, — до Путина Российским государством уже правил один выпускник юридического факультета Петербургского университета. Его звали Владимир Ленин. У него, кстати, тоже была какая-то чеченская фамилия, кажется,

Ульянов, или что-то в этом роде. Точно я уже не помню, хотя в далекой юности мне довелось сняться в фильме «Ленин с ружьем». Кстати, там я познакомился со своей будущей супругой. Она работала над образом Фани Каплан.

— Не Фани Каплан, а Инессы Арманд, — поправила его Ольга Викторовна, — ты опять их путаешь.

— Извини, дорогая, — смутился Вячеслав Борисович, — я не хотел тебя обидеть. Так вот, Ульянов, как и Путин, до помазания на трон занимался какой-то конспиративной деятельностью. И, хотя политика Ленина вызывает много нареканий, я вижу в этом продолжение исторической традиции. Тем более что в промежутке между Лениным и Путиным Россией правили люди малообразованные и косноязычные. Их высказывания цитировались в качестве анекдотов.

— А, по-моему, вы не правы, — вмешалась в разговор Варвара Исааковна, любовно почесывая шейха Мустафу за ухом, — Россией также правил Андропов. Он был интеллигентным человеком, даже стихи писал.

— Милостью Аллаха литератор был, — веско присоединился к предыдущему оратору шейх Мустафа.

Упоминание о милости Аллаха напомнило мне один случай, произошедший во время правления Андропова, о чем тут же я рассказал присутствующим.

— Как-то, на седьмом месяце правления этого поэта милостью Аллаха и генерального секретаря, мне довелось мыться в Сандуновских банях. Неожиданно в помещение бани ворвалась милиция и начала проверять у всех документы. Причем облава проводилась и в мужском и женском отделениях бани одновременно. Все, кто мылся без паспорта, были задержаны до выяснения. Таким способом Андропов пытался принудить весь советский народ находиться в рабочее время на рабочем месте.

— Действительно, Юрий Владимирович был редким идеалистом, — резюмировал мой рассказ Борщевский, — много лет проработав в КГБ, он был далек от свинцовой тяжести жизни.

— Да простит меня Аллах, вредным был, — не пропустил возможность высказаться шейх Мустафа, — не хотел, чтобы люди мылись.

Варвара Исааковна подхватила своего любимца на руки, чмокнула в мордочку и посадила на колени.

— Юридический факультет Петербургского университета закончили не только Ленин и Путин, — вернулся я к теме российских самодержцев. — Это же учебное заведение окончил и Александр Федорович Керенский. К сожалению, после его окончания Керенский не занимался конспиративной деятельностью, и, в результате, его правление было непродолжительным.

— Важно отметить, что в своей реальной политике Керенский придерживался тех же общечеловеческих ценностей, что и коллектив киностудии «Антисар», — точно подметил Борщевский, — он создал женский батальон, нечто среднее между хором девочек-бедуиночек и отдельным отрядом невинных мусульманских девушек-снайперов имени шейха Мустафы. Это воинское подразделение занималось его охраной. Кроме того, Керенский закончил свою политическую карьеру, переодевшись в женщину.

— Вова Сынок с этого свою политическую карьеру начал, — несколько рассеянно сказала вдруг о чем-то своем, о женском, Варвара Исааковна. — Кстати, Михаил, это правда, что в отряде невинных мусульманских девушек-снайперов имени обожаемого мной шейха Мустафы все бойцы — девственницы?

— Конечно, — убежденно ответил я, — в тот момент, когда боец эту девственность теряет, его автоматически повышают в звании, и он становится командиром. В этом отношении у нас всё как на гражданке.

— Армия, построенная на таких принципах — непобедима! — с большим душевным подъемом произнесла Бух-Поволжская, и на её глазах выступили слезы. — Как жаль, что раньше я так мало времени посвящала военному строительству.

«Да Пятоев просто гипнотизер, — думал я, глядя на одухотворенное лицо Варвары Исааковны, прижимавшей к груди верного шейха Мустафу. — Последнее время перед его чарами никто не может устоять. Я буду ходатайствовать перед политсоветом Русского народного еврейского фронта о награждении его именным пулеметом «Максим» и картиной Гельфенбейна «Суворовцы переводят старушку через дорогу возле публичного дома «Экстаза». Вот тебе и скромный носитель идей физкульт-привета. Офакимский сумасшедший дом может гордиться своим младшим медбратом».

Вообще, было заметно, что Бух-Поволжскую в последнее время штормило. Её поведение с каждым днем становилось все более странным, а высказывания всё более высокоидейными. Несколько раз, по разным поводам, она говорила о завещании. И, наконец, её дочь, руководитель южного отделения всеизральского союза матерей-одиночек, обратилась в политсовет Русского Национального Еврейского Фронта с заявлением, что её матери, Бух-Поволжской Варваре Исааковне, в последнее время кто-то угрожает. Ночью звонят по телефону, говорят гадости, намекают, что шейха Мустафу ждет судьба Муму. В случае если незамедлительно не будут приняты самые строгие меры по защите её матери, Элеонора Баргузин, в девичестве Бух-Поволжская, официально заявляла, что матери-одиночки юга Израиля вынуждены будут пойти на самые крайние меры, вплоть до выхода замуж.