Белинда

Райс Энн

Он много рассказывал мне о своих итальянских родственниках, о том, как ненавидел школу, как в детстве хотел стать священником, как ненавидел возвращаться и Нью-Йорк. «Здесь все ненастоящее, — говорил он о Калифорнии. — Но видит бог, в Нью-Йорке все слишком уж настоящее».

Я поняла, что Марти действительно нравилось все анализировать, но он не знал основ анализа. Он не обучался в колледже, не ходил к психиатрам, но жаждал постичь суть вещей.

Рассказывать женщине, возможно впервые в жизни, о своих внутренних переживаниях было для Марти странным и непривычным. И вот сейчас плотина прорвалась. Впервые в жизни разговоры

по душам приобрели для него особое значение. И я поняла, что при всей своей необразованности он обладает на редкость острым умом.

Сьюзен окончила Техасский университет, а потом кинематографические курсы в Лос-Анджелесе. Ты тоже высокообразованный человек. Мама окончила колледж. Триш и Джилл четыре года обучались в Южном методистском университете. Но Марти не закончил даже средней школы. Марти каждый день слышал реплики, комментарии, шутки, которые абсолютно не понимал.

Я хочу сказать, что смотрим мы, например, по телевизору повторный показ старой программы «Субботняя ночная жизнь», а он хватает меня за руку и спрашивает, над чем это я смеюсь и что все это значит. «Летающий цирк Монти Пайтона» был для него как темный лес. Однако Марти был вполне способен пойти посмотреть «Прошлым летом в Мариенбаде» и очень внимательно следить за происходившим на экране, а потом пересказать мне сюжет.

Сейчас это уже не имеет значения. За исключением одного. Я понимала и любила Марти, что бы там ни говорили другие. Между нами происходило то, что другим было не дано понять.

Но как только мама покинула «Голден дор» и мы вылетели из Сан-Диего в Лос-Анджелес, Марти тут же окружил маму заботой и вниманием. Мама же принимала его внимание как должное. Словом, все было точь-в-точь как в Каннах.

И чем сильнее мама хотела, чтобы Триш и Джилл переехали в ее дом в Беверли-Хиллз, тем активнее пытался убрать их с дороги Марти. Причем делал он это не специально. Просто он имел больше влияния на маму. Она действительно к нему прислушивалась. Джилл и Триш были для нее как сестры. Я тоже была для нее как сестра. А Марти был ее боссом.

Марти с самого начала взял все под жесткий контроль. И уже через пять дней после маминого возвращения он переехал в отведенные ему комнаты в нашем доме в Беверли-Хиллз.

А теперь позволь мне описать тот дом. Дом расположен в равнинном районе Беверли-Хиллз, и он очень старый и действительно огромный: с кинозалом в подвальном помещении, бильярдной, сорокафутовым бассейном и апельсиновыми деревьями вокруг. Дядя Дэрил купил его для мамы еще в шестидесятых. Но мама не захотела там жить. И поэтому дядя Дэрил все эти годы его сдавал. Он так хитроумно составил договор аренды, что арендаторам пришлось купить ковры, обстановку и перестроить бассейн. В результате мама получила калифорнийскую недвижимость стоимостью три миллиона долларов, с полностью оборудованной кухней, коврами от стены до стены, гардеробными в зеркалах, автоматической системой полива сада и включения освещения.

Но дом ни в коем случае нельзя назвать красивым. Он далеко не так красив, как наша римская квартира или вилла на Сент-Эспри. В нем нет очарования твоего захламленного викторианского особняка в Сан-Франциско. На самом деле дом в Беверли-Хиллз представляет собой ряд отсеков, выкрашенных в дизайнерские цвета, со специальным краном на кухне, из которого круглые сутки идет кипяток для кофе.

И все же мы были в полном восторге. Мы упивались бьющей через

край роскошью. Мы лежали в патио под грязно-синим небом в укутанном смогом Лос-Анджелесе и говорили себе, что все хорошо.

И те первые несколько недель мы действительно чертовски хорошо проводили время.

Марти каждое утро отвозил маму на работу и во время съемок ни на минуту ее не оставлял, иногда прямо на месте переписывая для нее слова роли. А потом сидел возле нее во время обеда, заставляя съесть все, что на тарелке. И только около восьми на вахту заступали Джилл и Триш, которые тут же укладывали ее в постель и разговаривали с ней или вместе смотрели телевизор до девяти часов, пока она не засыпала.

И тогда мы с Марти, наконец оставшись вдвоем, запирались в его или моей спальне. Сидя рядышком на кровати, мы читали сценарий «Полета с шампанским», потом обсуждали его и говорили, что хорошо, а что плохо и все такое.

Марти взял на себя обязательства снять как минимум тринадцать часовых серий, и он твердо намеривался успеть как можно больше до премьеры, намеченной на сентябрь. Иногда он даже собственноручно полностью переписывал сценарий.

К июлю я уже вовсю ему помогала. Я читала вслух материалы во время ланча или пока он брился, а иногда писала текст заново. Я давала ему советы относительно особенностей характера кинозвезды, которую должна была играть мама. Я даже написала целую сцену для третьей серии. Не знаю, видел ли ты ее, но получилось неплохо.

Под конец Марти уже просто говорил мне: «Послушай, Белинда, будь добра, сократи это до двух страниц». И я сокращала, а ему только и оставалось, что вставить новый вариант.

Мне ужасно нравилась такая жизнь. Мне нравилось работать, учиться новым вещам, смотреть, как на моих глазах рождается шоу. У Марти было четкое представление о том, как надо делать, но ему не хватало словарного запаса для выражения своих идей. Тогда я садилась просматривать журналы, показывая ему то одно, то другое, пока он не говорил: «Вот-вот. Именно то, что надо». А когда он наконец нашел хорошего художника-постановщика, дело пошло.

Иногда мы уезжали из дому сразу после обеда. Мы вместе отправлялись на студию и работали до двух или до трех. И никто, похоже, не обращал внимания на то, что между нами происходит, и эти отношения настолько меня затянули, что о себе я практически не думала.

Понимаешь, ведь после Каннского фестиваля прошло только несколько месяцев, и дел у нас было по горло.

Затем в один прекрасный день, вернувшись домой, я увидела Блэра Саквелла, вырядившегося в серебристый спортивный костюм и серебристые теннисные туфли, что, по правде говоря, было вполне в его стиле, хотя и делало его похожим на обезьянку на плече шарманщика. Увидев меня, Блэр вскочил с дивана и спросил, почему я всем отказываю после своего триумфального дебюта в Каннах.

Триш с Джилл явно смутились. Но в последнее время Триш с Джилл постоянно смущались.

Блэр сказал, что один продюсер даже звонил Джи-Джи в Нью-Йорк, поскольку уже отчаялся со мной связаться. И неужели мне не хочется стать второй Гретой Гарбо?! И это-то в пятнадцать лет!

Я ответила Блэру, что никто мне ничего не предлагал, по крайней мере о подобных предложениях мне ничего не известно, но Блэр только усмехнулся. Он передал мне привет от папы и сообщил, что у Олли Буна премьера мюзикла в Нью-Йорке, а иначе папа тоже сейчас был бы здесь.