Белла чао (1943)
Шрифт:
Ночью Ромео занялся радиомагией — открыл свой чемоданчик, вынул из креплений лампы и воткнул их на штатное место, Глиша и Марко раскинули ему антенну. Щелкнул тумблер, засветились два индикатора, аппарат по мере нагрева распространял все более густой запах горячей электроники.
Ромео, хмурясь над листочком с таблицей, настраивал приемник, торопясь поспеть ко времени сеанса. Наконец, водрузив на голову наушники, он бодро застучал ключом, передавая отчет о содеянном.
Затем он переключил рацию на прием и принялся записывать морзянку — штаб указал нам не покидать района и постоянно выходить на прием.
—
— Рискованно, наверняка всполошатся из-за Любурича…
— Ну мало ли, почему он не доехал, запил, загулял, по бабам пошел, мало ли, — поддержал товарища Глиша.
— Должен сообщить о задержке в таком случае.
— Кому? Он же сам себе начальник, да и провода мы в скольких местах резанули?
— Все равно риск.
— Слушай, Владо, — влез Бранко, — если его завтра поедут искать, так малой группой, грех не принять по-тихому.
Дом сносили долго, тщательно и непреклонно. Скорее даже не дом, а солидное здание, но сейчас от него осталась ровная площадка на которой желтыми жуками елозили и долбили фундамент гидромолотами гусеничные «хендаи». Рядом хендаевские же экскаваторы с урчанием сгребали и наваливали бетонное крошево в кузова большегрузных «мерсов», «камазов» и «вольво».
Картинка за окном, несмотря на однообразие, не давала оторваться: с высоты красные, желтые и зеленые машинки выглядели игрушечными, как в детстве и я не удержался и надул губы:
— Бж-ж-ж-ж…
Можно, кончено, распахнуть окно и послушать, но у меня голова не казенная, а децибелов там — мама не горюй! Открывать его не стоило и еще по причине дизельного выхлопа, скопище строительной техники провоняло все вокруг, и плотное амбре солярки висело как минимум в радиусе двух кварталов.
Упорные, суки.
Месяц назад, в самом начале, они так ловко обрушили шахту лифта, что кусок этажа в два бахнулся прямо на трамвайные пути, едва не придавив внедорожник. Как в нем водитель матерился — я слышал даже сквозь закрытый тройной стеклопакет. Но буквально через минуту на дорогу выскочили строители, издалека похожие на трудолюбивых муравьев и раз-раз, за каких-то два часа размолотили бетонные обломки, погрузили и вывезли щебень, даже разрушенный падением забор восстановили.
Долбили они с самого утра и голова от духоты в квартире раскалывалась уже через час, но сегодня я болен и никуда уехать не могу. Оставалось ждать момента, когда грохот прекратится на тихий час — рядом детский сад, все по закону. Но все равно, работать в таком состоянии невозможно и я тупо щелкнул пультом телевизора.
Упаси бог от фильмов и тем более дурацких ток-шоу, и без них башка гудит, но вот необременительную картинку с фоновой музычкой почему бы и нет? Искомое передавали по тыща ндцать седьмому каналу, то ли National Geographic, то ли «Вокруг света» и я плюхнулся на диван, лелея чугунный котел на месте головы и страдая от отсутствия Альбины. Камера панорамировала по осточертевшим горам и долинам, и я уже потянулся переключить на что-нибудь повеселее, но промелькнули титры и без паузы началась документалка.
И такая, что меня немедленно вышибло из сна: рассказывали о югославской самоуправляемой экономики, поминая Джиласа, Карделя и Кидрича. Я проснулся от удивления и сел, ошалело
По-тихому принять не получилось, хотя и так неплохо вышло — в наши руки приехали фиатик и грузовичок «Изотта-Фраскини». И если седан после первого же выстрела кувырнулся в кювет, то с пассажирами грузовика пришлось повозиться.
Нет, водителя и второго в кабине стрелки сняли без огрехов, но мне надо было предвидеть и приказать пулеметчикам сразу бить по кузову. А так из дюжины ехавших там человек восемь успели «оказать сопротивление». Но одно дело с вышки по заключенным стрелять и другое — противостоять злой после вчерашних документов и хорошо обученной засаде. Сделали усташи по два-три выстрела и умерли, окропив обочину кровью.
Глишина пятерка броском преодолела дорогу, ребята проверили грузовик и аккуратно двинулись к задравшему колеса в небо «Ардито Колониале», из которого доносились невнятные проклятья. Когда из машины выдернули двух живых в усташской форме, проклятия приобрели четкость — странный чувак в узком белом воротничке под формой призывал громы и молнии на наши головы и грозил адскими муками. Пока его волокли в лес, ребята плеснули бензина, подпалили машины и рванули следом в темпе вальса.
И очень своевременно — на дороге показался еще грузовик, а за ним второй. Бранко плеснул длинной очередью им навстречу, чтобы отбить желание играть в догонялки. Вон, пусть лучше тушат жирно чадящую резину и масло.
После пары часов ускоренного марша мы устроили привал и первый допрос. Взятый из машины войник долго не упирался и по всем пунктам подтвердил все, что мы и так знали, а вот второй завывал молитвы и не переставал проклинать коммунистов и православных. При ближайшем рассмотрении он оказался францисканцем на должности капеллана в одном из лагерных отделений.
Удивительное дело, религии без малого две тысячи лет, но монах демонстрировал примитивную готтентотскую мораль — если я угнал коров, то это хорошо, а если у меня, то плохо. То есть вся любовь, братство во Христе, несть ни эллина, ни иудея — только для католиков, на всех прочих не распространяется. Более того, сербы, евреи и цыгане вообще исчадия ада, за их уничтожение в раю положены ништяки.
Язык не повернулся назвать этого уродца служителем божьим, и ведь видел же я и нормальных ксендзов, кто прятал беженцев и даже симпатизировал партизанам, но большинство — если не такие, как этот францисканец, то близко. Вон, епископ Сараево вообще откровенный фашистюга, целую теологическую базу подвел, почему евреев надо уничтожать.
Даже сердце не екнуло, когда этих двоих пристрелили — к черту сантименты, каждый подонок, напяливший нацисткую форму, должен сдохнуть. Одно жаль, все молодые, никому больше тридцати нет.