Белла чао (1943)
Шрифт:
Инфернально хохоча, Юрген выхватил из заднего кармана брюк маленький «вальтер», так мешавший сидеть и, наконец, дождавшийся своего часа!
Сабуров в зеркале сделал то же самое и Клопф мгновенно выпустил в него три или четыре пули, выполняя предписание «немедленно задержать, живым или мертвым».
Зеркало раскололось на четыре больших и сотню мелких осколков, подонок Сабуров пропал из вида. Юрген злобно повел стволом вокруг, выискивая, куда мог спрятаться бандит и выстрелил еще раз, разглядев ненавистную рожу в стекле шкафа.
Рожа исчезла, Юрген нетвердым шагом обошел
Бац! Бац! Разлетелась распахнутая створка окна.
В пистолете оставался последний патрон, Клопф с рычанием выхватил из стола маленькое зеркальце… и его пронзило ужасающее прозрение, что никакого Сабурова не существует, что его придумал он сам, Юрген Клопф…
И что есть только один способ уничтожить Сабурова.
Грохнул последний выстрел, но референты отважились зайти в кабинет только через пять минут тишины, когда сквознячок вытянул в окно плававший по комнате пороховой дым.
По серым бриджам, заправленным в начищенные сапоги, растекалось темное пятно, голова откинулась в черной луже крови и злобно скалилась на подкатившуюся пустую бутылку.
От запаха мочи, крови и алкоголя Карл блеванул.
Боль от лишних дырок в организме еще можно потерпеть, да и вколоть медики могут чего полезного, чтобы переносить легче, но вот куда деться от осознания, что спецгруппу играли в темную и, по сути, подставили под молотки?
Уже когда нас выгрузили в Мрконич Граде, куда откочевал Верховный штаб, и первым примчался Милован, он смотрел на меня, как на привидение. Он вообще прибежал к Ромео, а вот наличие в той же палате почти всех наших его изрядно удивило.
Почти всех. Потому что Бранко погиб и это давило меня как бы не больше всего остального. Да, ребята в отряд приходили и уходили, без потерь на войне никак, но Марко, Лука, Бранко, Небош, Глиша и я вместе уже два года… А Бранко я встретил первым из них, когда он был даже не партизаном, а дезертиром. Спокойный, рассудительный Бранко, он принял на себя заботы моего заместителя и куда бы нас не занесло, я всегда знал, что бойцы будут накормлены и обогреты, что пулемет Бранко всегда поддержит в тяжелый момент боя, что чрезмерный энтузиазм Луки разобьется о флегму старшего брата.
База. Фундамент. И вот его нет.
Остальные тоже тяжело переживали потерю Бранко и не было у нас слышно ни песен, ни смеха. Да и растрясло дорогой изрядно — бог весть почему Демоня решил нас отправить в Центральный госпиталь, а не лечить у себя в дивизии. Может, в качестве прикрытия эвакуации взятого в плен «командующего на Юго-Востоке» Лёра, может, из-за большого притока новобранцев, набежавших после новости про разгром конвоя.
Вот они-то, пока безоружные, и дотащили до Савы, через которую нас переправили ночью. Ну, так мне рассказали, сам я ни черта не помнил, вырубился. Очухался уже в кузове, на одеялах поверх сена, бок о бок с ребятами. Дальше два дня маршрута в обход занятой немцами Баня-Луки, мы в грузовике, генерал-полковник отдельно, в автомобиле, и в конце пути ставший уже родным домом госпиталь. Доктор Папо неодобрительно
И лежали мы в бинтах и катетерах после хирургии, а над нами чуть не плакали Альбина с Живкой, которым досталось ухаживать за малоподвижными. А это ведь не только с ложечки кормить, это и утку подставлять, и протирать горячей водой и полотенцем все тело, и переворачивать каждые два часа… Я об одном мечтал — побыстрее вылечится, чтобы делать все самому.
Как отошел наркоз, снова насел на Ромео — учи итальянскому! Учи, или мы скиснем! Началась долбежка, мало-помалу оживились и остальные, дело пошло если не быстро, то как минимум верно.
— Я бы не рекомендовал, друже, разговаривать сейчас, лучше завтра, — голос Папо за дверью звучал ровно и привычно.
— Боюсь, это необходимо.
Кто тут Ромео, Милован распознал не сразу — рожи у нас и побиты, и перевязаны, и схуднули и вообще в гроб краше кладут. У Небоша, вон, только шнобель из бинтов торчит, обжег все лицо, до последнего лежал в засаде, когда вокруг уже полыхала трава и горела накидка.
Оглядел нас Джилас, вычислил Ромео, поправил свой белый халат и присел рядом его койкой. Потом вдруг обернулся и уставился на меня, и зуб даю, брови у него дернулись вверх. Но ничего, справился, и пошло-поехало:
— Коминтерн распущен, ты переходишь в распоряжение ЦК компартии Югославии.
— С чего вдруг? — слабо запротестовал Ромео. — Я член итальянской партии.
— Распоряжение Димитрова.
— Распущен, значит, — Ромео слегка повернул голову, чтобы увидеть меня. — А еще что делается?
— Города освобождаем, авиабазу строим, — взъерошил шевелюру Милован.
— Ух ты, — поднялся я на локте, — а где?
— Рядом с Ливно.
Ну да, логично, там же Ливаньское поле, им еще в мою первую Боснию местные хвастались. Горы, горы, горы и вдруг — фигакс! крупнейшая в мире карстовая равнина, шестьдесят километров в длину, шесть в ширину.
— А зенитные орудия есть?
— Пока нету, — посмурнел Джилас.
— Хреновенько, цель большая, Люфтваффе не промахнется.
— Не каркай!
Да я бы и рад, для мирного аэродрома место идеальное, летчикам не надо среди скал на посадку заходить, но у нас тут война, на минуточку. А там ни лесов, ни других естественных укрытий! И помнится мне, партизан несколько раз подлавливали: грузят в самолеты союзников раненых или делегацию на переговоры, а тут налет и бомбы ровным слоем.
— Ну хоть пулеметы крупнокалиберные поставьте.
— Так их сперва добыть надо. Ты лучше скажи, как состояние, как настроение? — переменил тему Милован.
— Да все как обычно. Поиск, засада — в госпиталь! Поиск, налет — в госпиталь! Романтика!
Хотел я выспросить у Джиласа поподробнее про обстановку, но Альбина выгнала посетителя и даже халат не помог. Процедуры и перевязки, переворачивание с боку на бок. Но про события в мире нам комиссар госпиталя на политинформации рассказал — русские сдерживают летнее наступление немцев, Иран объявил войну Германии, хорваты сдают позиции, а партизаны, наоборот, расширяют свободные территории.