Белла чао (1943)

Соболев Николай

Дня через два, когда мы старательно долбили итальянские числительные, в коридоре возникло некое движение и перед нами возник Арсо с одним из своих замов. Поздоровался, откашлялся, взял поданный листок и командным голосом зачитал приказ Верховного штаба о награждениях.

Первым в списке шел Бранко и награда ему досталась самая высокая, звание Народного героя. Будут теперь у него и свои школы, и свои улицы и, может, свой завод или артиллерийская часть. Только самого Бранко не будет.

Всем остальным досталась «Партизанская звезда» — мне, Ромео и Небошу первой степени, Марко,

Глише и отсутствующему Демоне второй, а остальным третьей. И нет бы радоваться, но ворочалась в голове противная мыслишка, что от нас откупаются, уж больно щедро ордена насыпали, всем досталось.

Ладно, это я пообещал себе выяснить, а пока ухватил Арсо и нажаловался ему на провал с ПВО на «авиабазе». Он хоть и сухопутчик, но военную академию кончал и сразу просек, что без прикрытия от налетов может выйти хуже, чем без авиабазы. Дернул помощника, почесали они затылки и постановили изъять из бригад-дивизий итальянские тяжелые пулеметы «Бреда-31», где они почти не использовались из-за проблем с нестандартным калибром. Если же их собрать в кучу, поставить на зенитные станки, то и снабжать легче, и хоть какое прикрытие с воздуха получится.

А вот Ранкович вообще делал вид, что нас нету, словно тоже не ждал увидеть живыми. Как только я смог ходить, поперся к нему, типа узнать, как там обмен Лёра, эту почетную задачу повесили на него и Велебита, неоднократного участника переговоров.

— Сколько? — от такого нахальства даже я глаза выпучил.

— Пятьсот человек, — скромно потупил глаза Лека.

— Не многовато?

— Именно, пусть уговорят нас на триста.

То есть за одного генерал-полковника, пусть и командующего на всех Балканах, Верховный штаб потребовал освободить полтысячи пленных и сидельцев Ясеноваца.

— Плохо, что с усташами никогда не ясно, жив человек или нет, темнят, — посетовал Ранкович. — Да и вернуть могут в таком состоянии, что душа в теле на одном честном слове держится.

Ну да, а формально все честно — выдали по списку, получите и распишитесь, а что запытан до полусмерти, так это не оговаривалось

— Ладно, ты мне вот что скажи, Лёр ведь с самого начала под твоим крылом?

— Угу, — хмуро буркнул Лека. — Тот еще головняк, все время жду, что его попытаются отбить.

— Ну, это целую войсковую операцию затевать надо, — потер я ноющую рану. — А не знаешь, куда его пистолет делся?

— Тебе зачем? — подозрительно прищурил глаза Рануович.

— Как это? Лёр его мне отдал, а что с бою взято, то свято!

И как Лека не ерзал, я выудил из него, что понтовый люгер достался орлу нашему Иосипу Францевичу. Я бы и сам, скорее всего, подарил этот ствол кому из Верховного штаба, но вот что таким трофеем распорядились без меня… В общем, завиноватил Ранковича и дожал: играли нас в темную, и немецкая спецгруппа оказалась в том районе совсем не случайно, вот только они не знали еще, на кого охотятся. Британцы требовали от НОАЮ срочно-срочно провести акцию против Лёра и против командующего 2-й итальянской армией Марио Роботти (его без затей грохнули словенские партизаны), и почти одновременно греки из ЭЛАС, тоже с подачи англичан, ликвидировали генерала Карло Веккьярелли, стоявшего во главе 11-й

армии.

И на следующий день в Риме заговорщики отстранили Муссолини от власти. Так что Ранкович удивлялся даже не точности моего «прогноза», а действиям союзничков, наверняка знавших в деталях о подготовке путча и о точной дате.

И потому Лека твердо поверил в грядущее перемирие Италии с англо-американцами и готовился вместе с Арсо изо всех сил. Готовились и греки с албанцами, которым довели эту информацию, ЭЛАС даже начала предварительные переговоры с мелкими гарнизонами о сдаче. Но джентльмены из Каира вышли на части 11-й армии напрямую и потребовали сдачи не коммунистам ЭЛАС, а впятеро меньшим силам монархистов из ЭДЕС, своего рода греческим четникам.

В Югославии-то партизаны четников загнали куда медведь почту носит, а гордые эллины не успели своих унасекомить и, боюсь, нахлебаются с ними. Ведь что здесь, что в Греции монархисты «выбрали европейский путь», лишь бы не с Москвой, не с коммунистами. И пофиг, что из них одна половина смотрит в рот Лондону, а другая — Берлину. Кончится Рейх, все они кинутся под крыло к англичанам, к бабке не ходи.

А нас, значит, ради британских хотелок бросили на убой. Нет, помереть я согласный, но хотелось бы знать, ради чего, во всяком случае, не для того же, чтобы тут всякие лорды рулили. Тем более в темную. Вот кстати, интересно, знал ли об этих раскладах веселый парень Демоня? Если знал, вера моя в людей сильно пошатнется.

От таких нерадостных мыслей помогала только Альбина. Даже не общение, а чисто тактильный контакт. Придет, глянет голубыми глазами, присядет рядом, даст ладошку подержать. А я лягу на тонкие пальчки щекой и гляжу молча собачьими глазами, пока Алю дела и заботы не позовут.

А там дела и заботы и меня позвали.

Вот что я знал о Сицилийской операции, кроме легенды, что американцам помогали сильно обиженные на Муссолини мафиози? Да почти ничего, вот мне и показалось, что остров союзники как-то очень легко взяли.

И почти без паузы высадились в Калабрии и Апулии, а буквально на следующий день королевское правительство Италии запросило перемирия.

— Я не могу отпустить его, лечение еще не закончено! — львом бился за мое здоровье доктор Папо.

— Друже Исидор, у нас очень мало людей, способных выполнить такое, и все заняты!

— Что, — выполз я в коридор, — опять без меня вода не освятится?

— Там твой князь, — бросил Милован.

— Где там? Какой князь? Почему мой? Сам мой!

— В Мостаре, — начал перечислять привычный к моим закидонам Джилас. — Ди Поджо-Суазо. Ты с ним вроде как приятель.

— И что?

— Поедешь в Мостар на переговоры, там штаб дивизии «Мурдже».

Я представил, как туда трястись по извилистым горным дорогам и очень захотелось убежать под защиту Папо, тем более что дергающие боли внизу живота никак не проходили, но это на грани симулянтства, тут и с более серьезными проблемами в бой ходят.

— Поедете с ветерком, как баре, легковые дадим, — искушал Милован.

— Откуда такое счастье? — удивился я щедрости Верховного штаба.

— 9-я далматинская дивизия взяла Сплит, масса трофеев.