Белое, черное, алое…
Шрифт:
— Хорошо, дело по взрыву мы, конечно, направляем в прокуратуру города…
— Сейчас-то чего уж говорить, только почему бы в таком случае им самим было не осмотреть? — не удержалась я.
И вправду было досадно, поработала на чужого дядю, полдня и ночь вычеркнуты из жизни, и еще дня три-четыре буду восстанавливаться. И потом, ведь кто-то же дежурил в следственной части. Почему дежурный следователь не стал осматривать? Вряд ли в городе было происшествие серьезнее, чем убийство депутата Госдумы…
— Мария
Думаю, для вас не секрет, что в прокуратуре города к вам отношение неоднозначное. Я счел не лишним напомнить прокурору города, что вы очень квалифицированный и добросовестный работник.
Ну что тут скажешь? Спасибо, конечно, шефу за заботу, только очень хочется спать…
— Спасибо, Владимир Иванович, — сказала я вслух.
— И как видите, я был прав: кто, кроме вас, нашел бы место наблюдения на чердаке?
— Ну, положим, это еще не факт. Может быть, этот чердак никак не связан со взрывом…
— Но согласитесь, что для совпадения это слишком навязчиво. Как бы там ни было, вы это место обнаружили, осмотрели и зафиксировали следовую обстановку, а относится оно к происшествию или нет, выяснится в ходе следствия.
— А кроме того, с чердаком — это не моя идея. Это генерал Голицын подсказал.
— Сергей Сергеевич? Он ведь начинал в нашем районе, двадцать пять лет назад. Оперативником был классным, я еще его помню.
— Он и сейчас классный оперативник.
— Ну ладно, вчера вы хорошо поработали, занимайтесь своими делами.
Вещдоков много изъяли?
— Прилично, три коробки.
— Как же их отправлять? — задумался шеф. — Наша машина встала, надо или в милиции просить, или с городской договариваться, пусть свою присылают.
Черт, я расстроилась, поскольку собиралась поклянчить у шефа машину отвезти Гошку к бабушке. Не тащить же его, больного, на общественном транспорте, а на такси я пока не заработала.
Невеселая, я вышла от шефа. Ни Леньки, ни купальников в коридоре уже не было. Я прислушалась: его громкий голос слышался из кабинета Ларисы Кочетовой.
Заглянув туда, я обнаружила, что Лариска вертится перед зеркалом, прикладывая к себе красный в черную полоску купальник, а Ленечка, как был, в куртке, обмотанный шарфом, развалился, конечно же, в Ларискином кресле и, положив ногу на край стола, надраивает маленькой Щеточкой и без того блестящий ботинок.
— Ну что, Мария Сергеевна, какие будут поручения? — не отрываясь от своего занятия, вопросил он. — В тюрьму-то сегодня не поедете? Зря я старался, а?
— Будут поручения, — неожиданно для себя сказала я. — Ты на машине? Мне ребенка надо отвезти к бабушке.
— О, вот это другое дело. На это я всегда готов. Бензин, правда, дорогой…
— Я тебе оплачу
— Нет, не надо, лучше обедом меня покормите. А то я привык питаться правильно, не всухомятку, как вы тут. Желудок беречь надо, и вообще здоровье дороже всего. Всю работу не переделаешь, а я у себя один.
— Леня, а ты подождать можешь? Я человека опрошу, и поедем.
— Да я-то могу подождать, я же не как вы — не суечусь по пустякам, веду себя спокойно, с достоинством…
Возле моего кабинета уже сидел немолодой мужчина с седоватым ежиком волос.
С первого взгляда он показался мне простоватым, но когда он поднялся мне навстречу и я вгляделась в него, меня поразили умные, проницательные ярко-голубые глаза на обветренном лице.
— Олег Петрович? Заходите, — пригласила я его, открывая кабинет.
Он попросил разрешения повесить куртку на вешалку и сел к столу.
— Очень приятно познакомиться, Мария Сергеевна. Вынужден извиниться перед вами за то, что при нашем телефонном разговоре немного схулиганил. Вы, наверное, ломали голову, как это я вас с ходу опознал?
— Подумаешь, бином Ньютона, — как можно небрежнее сказала я, мило улыбаясь. — За пять минут до моего звонка вы интересовались в канцелярии прокуратуры, кто рассматривает ваше заявление, и получили мой номер телефона, имя, отчество и фамилию. А на телефонном аппарате у вас стоит определитель номера, это слышно при соединении. Когда на вашем определителе высветился мой номер, который вы только перед этим записали, и женский голос раздался в трубке, вы рискнули назвать меня по имени-отчеству. Для этого не надо даже быть офицером контрразведки.
— В отставке, — мягко поправил меня Скородумов, тоже улыбаясь.
— Наверное, «контрразведчик в отставке» — такое же иррациональное понятие, как «бывший граф»? Профессионал — он и в отставке профессионал.
— Вы так считаете?
— Судя по тому, что изложено в вашем заявлении, действовали вы достаточно профессионально, за исключением одного момента — обращения в милицию.
— И это говорит сотрудник прокуратуры? — деланно удивился Скородумов.
— Это говорит человек не слепой и не глухой, который трезво оценивает, что творится вокруг.
— Может быть, вы и правы, я, безусловно, мог бы решить проблему с сыном моего знакомого другим путем, обратившись не к государственным служащим, — он тонко усмехнулся, — но я привык действовать по закону. Как это ни смешно…
Именно поэтому я и в прокуратуру написал. Неужели теперь так делать неприлично?
Речь у него была правильной, с едва уловимым прибалтийским акцентом; он ведь русский по рождению, подумала я, неужели долгие годы жизни в Прибалтике еще в те времена, когда там охотно говорили по-русски, так повлияли на его манеру говорить?