Белое движение. Исторические портреты. Том 2
Шрифт:
Теперь перед чешским командованием вставала задача всеми правдами и неправдами добыть за эти дни подвижной состав. «Врагами» на этот раз оказались не немцы, а красные командиры всех уровней, которые, разумеется, мечтали, чтобы чехи и дальше проливали свою кровь, прикрывая беспорядочное бегство их отрядов. И с новой задачей чешским командирам вполне удалось справиться, причём особенным хладнокровием и дипломатическими способностями отличился недавно присоединившийся к корпусу Генерального Штаба подполковник Б. Ф. Ушаков, вскоре получивший должность начальника Штаба 2-й Чешско-Словацкой дивизии.
Вечером 13 марта последние чешские части погрузились в вагоны, и их эшелоны под видом составов с ранеными немедленно двинулись в сторону Курска. Антонов-Овсеенко рвал и метал, обвиняя чехов в предательстве, но поделать ничего не мог. Гайда не принимал участия в этих боях, вплоть до марта 1918 года он был прикомандирован
После того, как эшелоны пересекли границу Украины с РСФСР, руководство Отделения ЧСНС в России немедленно обратилось к Совету Народных Комиссаров с просьбой разрешить частям корпуса проезд во Францию. Для переговоров Совнарком делегировал И. В. Сталина. После долгих дебатов 27 марта было заключено соглашение, по которому частям корпуса был разрешён проезд во Владивосток. При этом изначальным требованием большевиков являлось полное разоружение и роспуск корпуса, но от этого им пока что пришлось отказаться. Однако и делегаты «От- бочки» пошли на серьёзные уступки: они согласились с формулировкой, что «чехословаки продвигаются не как боевая единица, а как группа свободных граждан, везущих с собой известное количество оружия для защиты от покушений со стороны контрреволюционеров». Соответственно корпус должен был разоружиться, оставив только по 100 винтовок и 1 пулемёту на эшелон (примерно на 1 000 человек).
Эти условия вызвали резкое недовольство в рядах легионеров. Часть офицеров пыталась протестовать. Тогда большевики потребовали изгнать «представителей реакционного командного состава», на что члены «Отбочки» с лёгкостью согласились. В результате среди русских офицеров корпуса была проведена жёсткая чистка. Многие вынуждены были уйти, а большинство оставшихся, ощущая шаткость своего положения, предпочитало сохранять сугубую лояльность политическому руководству во всех случаях, порой - вопреки здравому смыслу. Исход русских офицеров обернулся личной удачей для Гайды, 28 марта 1918 года он принял командование 7-м Чешско-Словацким Татранским стрелковым полком после ухода прежнего командира полка полковника Смуглова.
Итак, чехам пришлось подчиниться условиям соглашения. Всё тяжёлое оружие, боеприпасы и запасы снаряжения были сданы. Винтовки и пулемёты полки сдавали по мере проезда эшелонов через Пензу, и только после этого корпусу, насчитывавшему в своём составе 35 300 человек, в 63 эшелонах было разрешено ехать далее в Сибирь. Чехи расставались с оружием очень неохотно, что, учитывая полное бесправие, воцарившееся в стране, было вполне понятно. Многие эшелоны утаивали часть винтовок сверх положенного лимита, но в любом случае - подавляющее большинство людей в эшелонах ехали безоружными. К маю первые двенадцать эшелонов уже прибыли во Владивосток, но все остальные растянулись на огромном пространстве в 7 000 км от Ртищева (под Пензой) до Иркутска. Не подлежит сомнению, что на тот момент чехословаки, причём как руководство корпуса, так и простые легионеры, хотели только одного: как можно скорее покинуть сошедшую с ума Россию и перебраться во Францию, где в боях завершавшейся мировой войны завоевать для своей родины право на независимость.
Однако движение их поездов по Сибири всё замедлялось и; наконец, к маю практически совсем остановилось. И одновременно Совет Народных Комиссаров предложил Отделению ЧСНС в России отправить все эшелоны вместо Владивостока северным путём через Архангельск и Мурманск.
Растерявшаяся «Отбочка» не нашла ничего лучше, как выслать 9 мая в Москву делегатов, чтобы добиться согласия Советского правительства отправить через Владивосток хотя бы те поезда, которые к этому времени находились уже восточнее Омска, а северным путём - те, что стояли западнее Омска. При этом мнения простых чешских легионеров никто не спрашивал. А они сами отнеслись к этому новому проекту резко отрицательно. Чехи не доверяли Советской власти и видели в этих непрекращающихся нарушениях достигнутых соглашений одну только цель - уничтожить корпус как единое целое, а затем всех его бойцов поодиночке выдать на расправу немцам. Более того, рядовые бойцы не доверяли уже и своим политическим представителям, шедшим на всё новые и новые уступки, причём за их счёт. Одновременно ухудшались отношения и с Советами на местах: все они в больших городах по Транссибирской железной дороге требовали от чешских эшелонов только одного - вопреки всем прежним договорённостям полностью сдать оружие.
И одновременно этим оружием в Самаре, Челябинске, Петропавловске, Омске, Красноярске и Иркутске местные Советы поспешно вооружали... немцев и венгров, выпущенных из лагерей для военнопленных по всей Сибири и принятых в ряды Красной Гвардии в качестве «интернационалистов».
Многие из этих последних вовсе не разделяли коммунистических идей, но несмотря на это
Год назад, в 1917 году, русские солдаты, тысячами дезертируя с фронта, как известно, нагло заявляли своим офицерам: «Да мы - Тамбовские, до нас Немец не дойдёт»... Ошиблись! «Немец» дошёл, и не то что до Тамбова, а и до Омска с Иркутском. Весной и летом 1918 года жители сибирских станций и городов могли видеть, как по их улицам шли многочисленные отряды вооружённых до зубов солдат, зачастую в своей прежней немецкой и австро-венгерской форме, со своими собственными начальниками, как раздавались команды на чужом языке, как важнейшие посты в городах занимались этими чужеземцами. Возникал естественный вопрос: кто же эти люди, недавние поверженные враги, ставшие в одночасье «хозяевами жизни»? Интернационалисты? Или уже оккупанты?
Но если иностранные «интернационалисты» были ненавистны простым жителям Сибири, то ещё большую ярость вызывал их вид у чешских легионеров. Чехи видели в них своих исконных и естественных врагов, угнетателей своей родины, теперь с высоты своего положения только и ждущих случая, чтобы разделаться с ними. Для немцев, в свою очередь, чешские добровольцы были «предателями», нарушившими присягу и изменившими своему Императору Францу-Иосифу, так что ненависть их действительно была взаимной. Таким образом, противостояние в Сибири дополнительно приобретало ярко выраженный национальный характер, став продолжением старой чешско-немецкой и чешско-мадьярской борьбы.
Обстановка напоминала пороховую бочку, и было достаточно одной искры, чтобы прогремел взрыв. Этой искрой стал так называемый «Челябинский инцидент».
14 мая 1918 года на вокзале Челябинска из проходившего поезда с бывшими австро-венгерскими военнопленными в чехов, работавших на платформе, была брошена чугунная ножка от печки. Она попала в голову рядового Духачека, который упал тяжело раненным и потерял сознание. В ответ чехословацкие солдаты остановили эшелон, из которого была брошена ножка, выявили виновника и немедленно расправились с ним. Челябинский Совет, в состав которого также входили венгры-интернационалисты, 17 мая вызвал десять чешских солдат в качестве свидетелей, но при разборе этого инцидента объявил их единственными виновниками всего происшедшего и арестовал. В Совет была отправлена новая чешская делегация с требованием освободить арестованных, но она также была задержана. Тогда в 6 часов вечера по приказу командира 3-го Чешско-Словацкого полка подполковника С. Н. Войцеховского город был занят его солдатами, освободившими своих товарищей. Растерявшийся Совет не сумел оказать никакого сопротивления, часть местных комиссаров попала в плен, остальные разбежались, а все имевшиеся в городе запасы оружия - 2 800 винтовок и артиллерийская батарея - перешли в руки чешских легионеров.
На тот момент инцидент удалось уладить миром: арестованные комиссары были освобождены, большая часть оружия возвращена обратно, чехи и местный Совет вступили в переговоры о пропуске эшелонов далее на восток. Но напряжённость осталась.
Между тем, 20 мая в Челябинске открылся Съезд представителей Чешско-Словацкого корпуса. Готовился он уже давно, и теперь на него съехались представители от всех частей корпуса, а среди них и капитан Гайда. Съезд первоначально призван был решить вопросы внутренней реорганизации, но перед лицом надвигающихся событий вопросы эти, несомненно, должны были уступить место другим, куда более насущным и неотложным. И в этот момент пришло известие, что в Москве в ночь на 21 мая арестованы делегированные туда члены Отделения ЧСНС Макса и Чермак. Под давлением большевиков они, находясь под арестом, подписали приказ частям корпуса сдать местным Советам всё оружие «безо всякого исключения».