Белое и Черное
Шрифт:
Виноватым взглядом ее не обманешь. Теперь.
Глава 5
— Юль?
Зубы свело от его очередного «Юль». Заладил! Она тридцать четыре года Юля. И что?
— Мне жаль, что вот так… С Дашей. И вообще. Давай, разбежимся? Я не к той женщине ухожу. Нет, — замотал головой. Руками пожамкал воздух, будто хотел за что-то схватиться, но Юлька даже ежика отобрала. — Я от тебя ухожу. Не люблю больше, понимаешь?
— Разбежимся… Слово-то
Господи, как нелепо…
— Зачем ты так, Юль? Я помогать буду. Материально. Квартиру вам оставлю…
— За идиотку меня держишь? Ипотеку я одна не потяну! Мне на работу только через год выходить. Вы, посмотрите на него! Благородный нашелся… Квартиру своим детям оставил и не любимой жене. Долги ты нам оставил, сволочь! — ведь не хотела на него смотреть, видеть его больше не могла. Пришлось.
— Уходи. Я тебя не держу, — облизнула пересохшие губы. — Думаю, ты и вещички уже собрал? — ухмыльнулась. Ее тихий издевательский смех резанул по остаткам нервов.
О, да-а-а! По лицу Лехиному было видно, что попала в точку.
Лешик все просчитал. Знал, что она его выгонит, не простит. Знал. Решил сыграть на опережение. Додавить. Думал, Юлька сломается, в ножки упадет? Что было бы, если у нее ум разум зашел и действительно… Она представила, как вцепилась в его штаны и ныла, просила не бросать ее. Неужели возможны такие варианты, вариации в какой-то параллельной реальности, где Юля дала себя загнать под плинтус?
«Жуть какая!» — внутри зашевелился клубок змей.
Муж ушел с двумя сумками, не задерживаясь. На пороге не оглянулся. Костю на прощание не поцеловал.
Сын тер кулачками заспанное лицо. Подогнул пальчики на ногах от сквозняка с лестничной площадки. Юлия взяла его на руки и сказала:
— Пойдем, умоемся и будем кушать. Потом в больницу поедем к Даше. Все у нас будет хорошо… Не бывает так, чтобы сплошь одно черное. Когда-то белое наступит.
Костик ничего про цвета не понял, но почувствовал, что мама грустит. Вытянув губы уточкой уткнулся в ее щеку, отслюнявил… поцеловал, как умел. Стало немного легче. Юля потом подумает, как жить дальше, некогда ей сейчас страдать.
Она собрала пакет с кое-какими вещами и средствами гигиены. Любимую расческу положила с ручкой в виде рыбки. Несколько книг.
Включив свой телефон, обнаружила множество сообщений от классного руководителя, подружек и Миша Воронков написал: «Скажите, как Даша? Пожалуйста». Юля ответила парню, окрестив его в душе «кавалером». В общем чате отметилась. Тут же
— Дашенька!
Они вошли в палату, пахнущую лекарствами и чем-то спертым, отдающим кислятиной. От пола тянуло хлоркой. Две кровати напротив друг друга. На одной из них женщина средних лет с забинтованной головой и синяком в пол-лица, слева Даша… Ее девочка родная. Они встретились глазами и обе заплакали. От радости. От боли. От того, что могут видеть друг друга.
— Мама! — у девочки затряслись губы, и она зажмурилась сильно-сильно, чтобы не разреветься в голос.
Юля укусила в центр ладони, которой заткнула себе рот. Ее накрыло таким сожалением, что не смогла ее защитить, не сумела. Она же мать… Кто еще виноват, как не Юлька?
Коська первый подбежал и вцепился руками в края высокой лежанки. Он кряхтел, пробовал подтянуться, чтобы залезть к сестре, как делал это раньше, но не получалось даже ногу закинуть. От досады, взвизгнул. Поняв, что так у него не выйдет, повертел светлой головой и заметил стул…
— Кость, — у Даши даже слезы высохли от малышовых манипуляций альпиниста, который точно намерен взять эту «гору».
— Целеустремленный у вас мальчик, — сказала женщина на соседней койке, с теплотой в голосе.
— Да, — согласилась Юлия.
Мать смогла взять себя в руки. Ей хватило пары минут. Как тут не очнешься, когда такой скрип стоит от ножек стула по кафелю? Мальчишка покраснел, вспотел в теплой кофточке, но не сдался. Ему срочно надо к Даше. Коська все помнил… как сестру забрали, как он рвался, чтобы помочь, чуть пуп не надорвал от крика.
Улыбаясь во все зубы, Костик добрался до сестры. Мама его не одернула. Она стояла рядом и смотрела на дашины ноги.
— Даша! — младший брат стал заглядывать в бледное лицо, и девочка снова расплакалась, обняла его, зарывшись носом в мягкие волосы.
Юля гладила одного по спинке, а Дашу по спутанным волосам.
Глава 6
Так они и жили: дом — больница — дом. Если была радость, то только в том, что Даша шла на поправку. Иногда на ее лице выступала прежняя беззаботная улыбка, но только иногда… В глазах поселилась грусть. О блудном отце почти не говорили. Только однажды дочь спросила:
— Простишь его?
— Нет.
Дарья с серьезным видом кивнула, сглотнув слюну. Они с Костиком вышли из палаты. Даша разревелась — надрывно, громко… Теперь можно. Соседки не было, ее выписали с утра.
Юля стояла в пустом коридоре, присев перед сыном и думала, как ей быть… Вернуться? Но ведь у горя должен быть выход, пусть так, через плач. У самой ком к горлу подкатился. Когда твоя привычная прошлая устоявшаяся жизнь умирает, это всегда больно. Зарождение нового тоже происходит через боль. Им выпала такая доля. Проданов обрек свою семью страдать. В будущем станет легче?