Белое и Черное
Шрифт:
— Стой, не крутись! Где успел вымазаться? Костя-а-а! Скоро дядя Сережа привезет маму с ребенком… А, ты? — вытирала его испачканную шоколадными конфетами мордашку.
— Папа! — поправил ее врединка и топнул ногой, что никакой не дядя вовсе, пусть не придумывает. Ручонка потянулась, чтобы дернуть за дашкину косу. Его можно мучить? Справедливость должна быть равноценной.
Дарья увернулась,
— Маме про тебя нажалуюсь…
Под спор и крики, возню между собой, они не заметили, что Травкин стоит с бежевым в рюшечках конвертом в руках. Мама рядом со снисходительной улыбкой наблюдает за потасовкой и безмолвно указывает на детей глазами: «Смотри! Скоро третья подключится и пищать начнет. Целый оркестр заиграет на нервах».
Но, Сергей опустил глаза на спящего ангелочка, счастливо вздохнув всей грудью: «Пусть играют в три «скрипки», главное, чтобы дирижёр не уставал… Точнее, два руководителя музыкального самодеятельного ансамбля».
— Мама! — взвизгнул Коська и метеором влетел в распахнутые объятия.
Ему хотелось забраться на нее с руками и ногами, облазать всю вдоль и поперек. Но, отец Коську угомонил, хлопнув по плечу:
— Кость, маме нельзя тяжести поднимать. Познакомьтесь с Майей, — он прошелся до дивана и мягко опустился. Конверт зашевелился, закряхтел и маленькое личико сморщилось, как у старушки, намереваясь реветь.
— Уа! — Майя Сергеевна заявила о себе громко, требуя маминого внимания.
Юля успела Дашу к себе прижать, спуская сына с коленей. Они виделись в больнице, но это другое единение, подогреваемое домашним очагом, где можно не скрывать своих чувств и дообниматься до хруста суставов.
— Ух, какая маленькая и хорошенькая, — ворковала Дарья. — Пальчики тоньше карандаша, нос кнопочкой… Мам, она вылитая я на фотографиях в детстве! — старшая комментировала свои первые наблюдения.
— Булоська, — прижавшись с боку в общую кучу родственников, вспомнил Коська, как папа говорил про Майю.
Через три месяца Майка действительно выглядела откормленной пышной булочкой, из-за щек ушей не видать. Она уже могла различать
— Спит наша пчелка? — Травкин после душа в махровом халате, приблизился к кроватке младенца, заглянул, чтобы убедиться: путь к жене свободен.
— Да. Мы много гуляли. Майя лежала в переноске, пока я снимала первый урожай яблок, — Юля расчесывала волосы перед зеркалом, которые пышнились после массажки волнами.
Налитая молочная грудь в разрезе тонкой рубашке так и притягивала плотоядный взгляд мужчины. У него дымилось в паху от предвкушения постельных баталий. Все мягкие складочки пощупать, помять, попробовать на вкус. Сегодня жена особенно ярко пахнет ванилью, молоком и яблоками… Держите Травкина семеро — не удержите.
Юлька загадочно улыбалась и тянула резину, мастерски заводя своего полковника до каленого…
— Юль, пойдем, я тебе… спинку помну, — он чуть слюну не пустил, подбираясь по шажочку ближе и ближе. Встал за спиной. Вздохнул, глянув на их отражение: красавица и чудовище…
Она, словно услышала мысли. Отложила расческу и подняла на Сережу глаза. Стальные серые, поблескивающие ртутью и серо-голубые — чистые, как хрусталь встретились. Коротнуло разрядом.
— Родной, я так тебя люблю. И слава Богу, что нас свела ночь. Улица. Фонарь.
— Юлька, ты мне зубы не заговаривай! — человек действия, подхватил ее рывком на руки и понес в постель, захватив нежные губы поцелуем, наращивая давление и напор, показывая жажду.
Водил грубыми ладонями по всему телу, освобождая его от материи. Целовал каждый пальчик, каждую фалангочку. Юля обнимала, ластилась, постанывает ему в шею, одобряя настойчивое стремление к плотности. Кожа к коже. Раскрывалась навстречу. Бархатное ее тело так органично вписывалось в его… Всеми изгибами, словно создано именно по заказу для Травкина.
Какую ерунду лепечет Юлька, что поправилась? Все на месте! На самом правильном месте — под ним.
А после первого полета можно и о фонарях поговорить. Вплоть до второго захода.