Белое на белом
Шрифт:
— Можно, конечно и в школу, — нет, этот Цайт дождется хорошего пинка, — но, раз уж мы теперь, в некотором роде, семья, почему бы не отметить это дело за кружкой пива? Я слышал, столичный «брандиш» очень хорош.
Пиво. Кто останется равнодушным к этому золотому напитку? И пусть чопорные брумосцы или надменные ренчийцы называют его грубым напитком простолюдинов, но в Белых Землях знали, что пиво по своему благородству,
Темный, бархатный дункель…
Легкий освежающий лагер…
Пахнуший легким дымком раухбир…
Крепкий бокбир…
Ледяной и ядреный айсбир…
Варящийся только ранней весной в месяце Мастера майстербир…
И, как вершина искусства пивоварения — брандиш.
Золото освежающего вкуса под снежной шапкой пены. Кто откажется от такого?
— Я не буду, — отрезал Вольф, — Мне отец заповедал: не курить то, что не пахнет табаком, не пить то, что пенится и не есть мясо, если не знаешь, какие звуки оно издавало при жизни.
— Вы, простите… — возможно, Цайт искренне пытался подружиться, но выглядело это все равно издевкой. Или так казалось Вольфу?
— Ты, — спокойно поправил непробиваемый Йохан, — Карл сказал, что в Сотне все обращаются друг к другу на «ты».
Вольф представил, как ему будет тыкать солдат, бывший каторжник и убийца, и еле-еле сдержался.
— Откуда ты будешь, Вольф?
Вольф заскрипел зубами, но еще держался:
— Из Айнштайна.
— С юга? Тогда твой отец прав: у вас там, на вкус, что пиво, что моча…
Все!
Прижавшийся к двери Цайт сглотнул и покосился на шпагу, кончик которой царапал его горло.
Лихо. Оливер-Ксавье не ожидал такого от внешне недотепистого Вольфа. Только что он стоял в полуобороте к Цайту, шпага висела на бедре и вот уже бывший монах чуть не приколот к двери, как огромная бабочка из коллекции безумного натуралиста. Даже он, Ксавье, при всем своем опыте, не успел вмешаться.
Оливер загнал обратно наполовину извлеченный из ножен-трости клинок шпаги. Вольф бросил мгновенный взгляд на резкий звук и медленно опустил свое оружие.
— Не зли меня. Убью.
Цайт поднял ладони:
— Да ладно. Если хочешь, могу признать ваше пиво лучшим севернее южного полюса…
— Цайт, молчи.
— Молчу. Я все понял, ты пиво не пьешь. Ксавье?
— Я не пью, — резко ответил аристократ Ксавье, — пива. И вина не пью. И шнапса. И ничего крепче воды. И я разозлюсь не меньше Вольфа, если услышу вопрос «почему».
В глазах
Йохан поочередно посмотрел на своих будущих товарищей. М-да. Вольф смотрит на всех, как тот самый волк, оказавшийся среди собак, Ксавье тоже как натянутая струна, от казалось бы безобидного вопроса, а Цайт прижался к двери, как загнанный зверь, того и гляди вцепится в горло…
— Цайт, — вдруг спросил Вольф, — ты вообще монах или нет? В рясе, а ведешь себя как…
— Я, — напряженным голосом произнес «монах» — Цайт. И моего прошлого больше нет.
Он оглядел себя и хихикнул:
— Cuculus non facit monacum, — произнес он, — что в переводе с эстского означает «Монах — он и голышом монах, а рясу и купить можно».
Шутка была немудрящая, но все рассмеялись. Напряжение спало.
— Ребята, — Цайт положительно не мог оставаться спокойным, — предлагаю все-таки пойти в пивную. Не знаю, как вы, я а ничего не ел со вчерашнего вечера…
Живот Вольфа громко заурчал.
— …не пива выпьем, так хоть посидим вместе. Ксавье выпьет своей воды, Вольф — шнапса, или что там завещал ему покойный отец…
— Почему покойный? Он еще жив.
— …и по крайней мере поедим. Кто знает поблизости что-нибудь? Я в столице Шнееланда никогда не был.
— Я тоже, — ответил Вольф.
— Я был, — задумчиво сказал Ксавье, — но не в этой части.
Ох уж эти дворяне…
— Пивная «Танненбаумбир». За углом.
Все повернулись к молчавшему до этой минуты Йохану.
— Ты бывал в столице? — прыткий Цайт, конечно.
— Нет.
— Откуда…
— Глаза имею. Пока ехал в обнимусе… омнибусе — увидел. Вывеска с названием и бронзовая пивная кружка. На кружке — медвежья голова, герб города. Значит, пивная имеет право варить «брандищ». Я бы попробовал.
Все посмотрели на Йохана с уважением. Особенно Вольф, который ехал с ним в одном омнибусе, но, похоже, всю дорогу считал ворон.
— Пойдем? — посмотрел на своих будущих товарищей Цайт.
— Пойдем, — выразил общее мнение Ксавье.
— Тушеная капуста и жареные колбаски, — потер ладони Цайт, — Ждите, детки мои, я иду к вам!
Юноши спустились с крыльца, прошли ворота и вышли на улицу Новой Голубятни. Впереди всех зашагал Йохан, позади — Цайт, который вертел головой, рассматривая все, что его интересовало. То есть попросту все.
Вольф и Ксавье шли рядом.
— Вольф.
— Что?
— Как тебе наш командир?
— Симон? Судя по всему — командир он толковый. Шварцы, они, говорят, чем чернее, тем отчаяннее в бою. Погибнуть со славой под его началом — не самая плохая смерть.
— Ну да… — судя по голосу, Ксавье не ставил своей целью славную гибель, — Чернокожий, да еще в черном мундире.