Белое на белом
Шрифт:
— Что случилось? — резко спросил он — Напали? Кто?
Ксавье мысленно отметил, что Вольф прожил свою жизнь вовсе не в монастыре и не у мамы под юбкой.
Цайт недоуменно взглянул на напряженного товарища, готового бежать и бросаться в драку и заулыбался:
— Никто не напал. Я узнал кое-что.
Вольф сплюнул в сердцах, пробормотав «холера»:
— Где ты пропадал?
— В лаборатории доктора Лепса.
— Того, что постоянно изобретает мазь от насморка?
Хобби преподавателя химии было известно всем и каждому. Не
— Дураки! — Цайт сел на стол и заболтал ногами, — у него столько всего интересного. Вы слышали про гремучую ртуть?
— Слышали, — не отрываясь от книги сказал Йохан.
— А про гремучее масло?
Йохан промолчал, а Ксавье не выдержал:
— То, на котором жарят гремучие котлеты?
— Дураки, — на Цайта приятели уже перестали обижаться, — Это замечательная штука: одна капля — и взрыв, как от бочки с порохом!
— Так уж и от бочки?
— Ну, может не от бочки, но от гранаты — точно. Только в гранаты его наливать нельзя — чуть тряхнешь посильнее и гремучие котлеты можно будет делать из тебя… Да я вообще не об этом! Что вы мне голову морочите своим маслом!
Цайт заговорщицки обвел своих приятелей взглядом и поманил пальцем к себе. Даже Йохан поднялся от книги и наклонился ближе.
— Я узнал, — зашептал Цайт, — как выбраться в город. Пойдем?
Серый, слегка замызганный голубь присел на протянувшуюся вдоль карниза кирпичного здания медную трубу, потемневшую и покрытую зелеными пятнами окиси и белыми пятнами, оставшимися после других голубей. Однако отдохнуть птица не успела: труба задрожала, затряслась, стряхивая снег и всяких там птиц, спутавших трубу пневмопочты с насестом. Голубь упал вниз пернатым комком, расправил крылья и полетел дальше, к своей цели.
Капсула пневмопочты пронеслась по городу внутри трубы, взлетая под крыши и ныряя в темноту подвалов, рухнула отвесно вниз и с тихим выдохом скользнула по плавному изгибу в приемник.
Тихо-тихо звякнул крошечный колокольчик. Старик, сидевший за полукруглым столом к которому сходились десятки почтовых труб, как паук в центре огромной паутины, протянул руку и вынул капсулу. Отвинтил крышку и вынул скрученное письмо. Тщательно разровнял лист бумаги, чувствительные пальцы пробежали по сургучной печати, по небольшим вытисненным буквам. Письмо легло в лоток входящей документации. Старик продолжил прерванное занятие: гравировку медной пластины. Работа еще не закончена, но уже можно было рассмотреть лицо молодого офицера. Можно было БЫ рассмотреть: в комнате царила полнейшая темнота. Впрочем, слепому было все равно.
А голубь продолжал лететь. На его лапке поблескивал маленький цилиндр послания.
Уставшая
— Принц, — окно раскрылось, выпуская клубы спертого воздуха, — опять тебя гоняют. Ну входи, входи…
Полная женщина в одежде горожанки — длинные темные юбки, рубашка с широкими рукавами, корсаж — осторожно взяла голубя и перенесла в клетку, где уже ворковали несколько его товарищей. Сняла письмо и, тяжело вздохнув, присела за стол.
Женщина развернула рулончик тонкой полупрозрачной бумаги, прижала его с одного края бронзовой статуэткой, с другой — бронзовой же чернильницей. Взяла большую лупу, обмакнула перо в чернильницу и начала переносить микроскопические буквы на расчерченный в аккуратную квадратную решетку лист бумаги.
После окончания работы письмо было свернуто в рулон, запечатано и вложено в капсулу пневмопочты. Глухой звук и письмо отправилось в путешествие по трубам, чтобы в конечном итоге упасть в приемник темной комнаты.
Старик отложил инструменты, пробежал пальцами по печати и дернул шнур звонка.
Это письмо было срочным.
— Господин министр, бумаги из Темной комнаты.
Министр земель Карл айн Шеленберг принял от курьера плоский кожаный футляр, закрытый на замок. Подождал, пока закроется дверь в кабинет, и открыл футляр маленьким ключиком. Замок служил не столько на случай похищения бумаг — его было легко сломать — сколько для того, чтобы курьеры не совали нос в то, что предназначалось не для них.
Что тут у нас? Письмо из Озерного замка, отчет из колонии, справка о настроениях в столице… Срочное письмо из Штальштадта.
Министр положил лист письма на серое сукно стола. Бесшумно раскрылась дверца сейфа, из которого была извлечена папка. Айн Шеленберг перебрал несколько листов плотного картона с хаотичным на первый взгляд расположением круглых отверстий, достал один из них и аккуратно поместил на письмо. Бессмысленный набор букв превратился в послание. Министр прочитал то, что открыли ему отверстия шифрорешетки, повернул ее на четверть оборота, прочитал продолжение, повернул еще раз, еще… Убрал решетку в папку, папку — в сейф и задумался.
Штальштадт был корзиной, в которой лежали целых три золотых яйца. И сейчас эта корзина опасно накренилась.
Придется ехать и решать все самолично.
Айн Шеленберг привычно проклял тот день, когда согласился стать министром земель и придвинул к себе поднос с обедом. Любые проблемы могут подождать пять минут, пока министр доедает свою капусту с колбасками.
— Ты придумал, как выбраться из школы? — скептически спросил Ксавье.