Белое пятно
Шрифт:
– Так я же Петро и есть!
– улыбается в ответ Гаркуша.
– Гы!.. Может, и Петро, да только не тот. Тот вон он!.. А вы, хлопцы, откуда же? Терногородские или из Скального?
– Бери еще дальше, - включается в игру Павло Галка.
– А ты?
– Я что. Я здешний. Новобайрацкий. А вы не иначе откуда-нибудь из Гуманя?
Слово "новобайрацкий" на миг чудно как-то вспыхнуло в голове Петра, кольнуло тревожно и коротко, будто тонкой иглой, и сразу же, не задерживаясь в сознании, сгладилось. Задумываться некогда.
–
– теперь уже прямо отвечает полицаю парень.
– Хе! Занесло вашего брата куда!
– заключает усатый, совсем не удивляясь, а радуясь, что пробивается сквозь опасный лес не в одиночестве и что есть с кем душу отвести.
– А в Балабановку четверо аж из Харькова прибилось! А у нас тоже есть один, из самого Ростова топает... А на Донбассе где же вы служили?
– В макеевской полиции.
– А теперь, выходит, в Скальном? Вакуированпые, выходит?
– Выходит, - неопределенно тянет Петро.
– Сегодня там, а завтра еще где-нибудь, - помогает ему Павло.
– Вы, получается, теперь у Дуськи, - встревает в разговор еще какой-то, в пиджаке, в военной фуражке и с карабином на веревке вместо ремня.
– А нам все равно, у Дуськи или у Гануськи, - уже наглеет Павло.
– Что и говорить... Перепуталось все, грешное с праведным, - жалуется усатый.
– Уже и не поймешь, где наши, а где скальновские... Нагнали людей незнамо сколько. Давай, давай, - слегка подталкивает он Петра в спину, не отставай. У тебя ведь, что ни говори, автомат. А с моей хлопушкой на них не полезешь. Вооружены они знаешь как!
– Кто это там такой вооруженный?
– то ли всерьез, то ли в шутку хитро спрашивает Петро.
– Ну, парашютисты, кто же еще!
– шевелит тараканьими усами полицай. Говорят, сброшено их видимоневидимо!
– А ты уж и перепугался?
– Ну, перепугался не перепугался, а умирать зазря никому не охота, ничуть не обижается усатый.
– ...Дистанция, дистанция, так-перетак!
– скрипит все ближе, где-то за спиной.
Они спускаются в балку, перепрыгивают через ручеек, проходят мимо знакомого уже источника. В низинных зарослях лозы, орешника и черноклена хлопцы замедляют шаг, пробуя незаметно отстать, но усатый и другие прилипли к ним как смола.
Низинные заросли остались позади. Начался редкий дубняк на косогоре. Все вокруг как на ладони. Неужели им так и не удастся отвязаться от неожиданных попутчиков?
– Давай, давай! Веселее, так вашу... растак, - скрипит за дубами.
На душе у Павла сразу же становится муторно. Игра, которая началась так удачно, теперь явно перестает ему нравиться.
Дубы редеют, расступаются в стороны и остаются за спиной. Старая вырубка, кусты, темные купы терновника, полянка... За зеленым валом рва стерня. Дальше желтые пятна сурепки, кукуруза и далекий-далекий пустынный горизонт.
У рва приказано сделать привал.
Раздосадованные
В обе стороны, сколько видно вдоль лесного вала, темными группами спины, головы, плечи. Лежат, сидят, сопят, матерятся, перематывают портянки, дымят самосадом.
"Ну и ну!
– с досадой думает Петро.
– Да еще и Новые Байраки! вспоминает услышанное еще там, на той стороне леса.
– Какие такие Новые Байраки в районе Каменского леса?.." И перед закрытыми глазами у него возникает огромная карта за шторкой... "Белое пятно"...
Неужели?! Этого только не хватало! А тут еще эти типы!
Нет, игра явно не нравится Петру. Совсем не нравится.
А как хорошо все начиналось!
Усатый таракан, которого зовут, оказывается, Терентием Грушкой, пристает и пристает со своими дурацкими вопросами:
– Хлопцы, ну а как у вас там... Вакуироваться все успели?
– Не иначе, - неохотно бросает Петро.
– Откуда же нам знать? Нам сказано: "Аида!" Вот мы и пошли.
– Ну, а вот, к примеру... У него вроде бы сила великая?
– У кого это "у него"?
– Ну, у Сталина, выходит, - испуганно оглядывается по сторонам усатый.
– А ты бы у него и спросил...
– Ну, а на Днепре? Как, по-твоему, немец удержится?
– А об этом уж спрашивай у немцев.
– Ну, а как с нашим братом? Не слыхали? Ежели, к примеру, попадешь к ним в руки?
И тут не выдерживает Павло, с досадой резко переворачивается на спину, закидывает руки за голову и тихо, но выразительно чеканит:
– Как же, слыхали... Вешают нашего брата.
Петро окидывает товарища сердитым и предостерегающим взглядом. Глаза усатого Грушки таращатся, усы нервно подергиваются. Он умолкает. Надолго. Лишь сопит молча, с натугой сосет цигарку...
– О! А эго еще что за хлюсты? Откуда здесь взялись?
– заскрипел вдруг прямо над головами хлопцев знакомый уже им голос.
На гребне рва возвышается фигура. Они видят сначала тупоносые голенища гармошкой - сапоги, над ними широченные синие диагоналевые галифе, черный френч с накладными карманами, перехваченный накрест ремнями, и уже потом, над всем этим, тонкогубый огромный рот, длинный нос, серые пронзительно-колючие глаза и кожаную фуражку, натянутую по самые брови.
Услышав этот скрип, Терентий Грушка слишком быстро для своего возраста вскакивает на ноги.
– Так что Дуськины приблудились, пан Митрофан!
Вслед за Грушкой неохотно поднялось на ноги и несколько других полицаев. Лишь парашютисты неосмотрительно так и остались: один - сидеть, другой - лежать.
– А вас что, не касается?
– пропустив мимо ушей ответ Грушки, гаркнул "пан Митрофан".
– Вста-а-а-ать!
Хлопцы с ленцой, явно выгадывая время, поднялись на ноги.