Белое пятно
Шрифт:
Утро, прохладно-росистое, искристо-солнечное, оглушает их разноголосым щебетом. Всходит солнце, и птицы приветствуют его радостным пением.
Только хлопцам не весело. Они до предела устали.
В пояснице стреляет. Лица бледные, заспанные и осунувшиеся. Горбатый нос Петра еще более заострился и словно бы увеличился. Неподвижно, будто у птицы, смотрят на белый свет его подернутые пленкой усталости глаза.
Полные крупные губы Павла словно бы увяли. Глаза на безбровом лице запали. Но держится он бодро.
Чуть
– Давай для начала чего-нибудь поедим.
– Да не хочется. Не лежит душа, - опять отказывается Петро.
– Душа солдату по уставу не положена, раз!
– возражает Павло, широко сверкнув своими редкими зубами.
– Опять же, так дело не пойдет, два! Когда собираются вместе двое солдат, один должен быть старшим, три. Следовательно, назначаю себя старшим, четыре!
Приказываю завтракать, пять! И... вышел зайчик погулять!
Заставил-таки Петра улыбнуться...
Достали из мешка банку тушенки, кусок хлеба, позавтракали и закурили. Потом еще раз неторопливо, теперь уже хоронясь в кустах, обошли лесок...
Вокруг раскинулись пустые, кое-где пересеченные мелкими овражками поля. Совершенно чистые, открытые. До самого далекого, подернутого сиреневой дымкой горизонта не за что глазом зацепиться. Только на севере, где-то на самом окоеме, в густой синеве еле виднеется низенькая зубчатая гряда... Лес? Ну конечно же лес! И именно тот, который им нужен, Каменский! Днем пересекать открытое поле опасно. А вот как только стемнеет и если все будет благополучно, они направятся в ту сторону...
На всякий случай прочесали этот небольшой, почти сплошь дубовый лесок с орешниковым, грабовым и кленовым подлеском еще и поперек. Тропинка завела их вниз, в балку, к холодному лесному источнику. Здесь было множество кустов орешника, густо облепленных плодами. Хлопцы полакомились орехами, напились ключевой воды и, не встретив ничего интересного или подозрительного, возвратились назад, к своему большому дубу.
Время тянулось и долго и нудно. Однако радовало их главное - они были вместе, чем могли развлекали друг друга, поочередно отдыхали. Примерно в полдень Петро поделился своим недоумением:
– Послушай, Павло, как ты думаешь, почему это за весь день в поле не было ни одного человека?
Павло встал на ноги, в который уже раз окинул взором поля: массивы проса, стерню, заросшие бурьяном и желтым донником полосы, низкую кукурузу, подсолнухи, всю раздольную, подернутую легким прозрачным маревом степную даль.
– А и в самом деле...
Степь действительно поражала странной в эту пору пустотой, угнетала непривычным безлюдьем. В этом таилась какая-то скрытая опасность, тревога.
Тревога эта, как потом выяснилось, была не напрасной.
Люди из окружающих сел не вышли в поле сегодня, не выйдут завтра, возможно, не выйдут и послезавтра.
Притаились, держатся как можно дальше
Смертельная опасность пришла именно с той стороны, откуда они ждали спасения. Накатилась с поля, в глубине которого, где-то на синем горизонте, темнел зуб"
чатой стеной вожделенный Каменский лес.
Сначала из-за далекого пригорка, что за участком проса и желтой стерней, появилось несколько подвижных точек. А через какую-нибудь минуту сыпануло по горизонту, будто горохом из пригоршни. Живые темные точечки сыпались и сыпались, разливаясь поперек поля.
Они двигались, приближались, росли на глазах, затем= няя, заслоняя далекую синюю полоску леса живым плотным частоколом.
Павло вскочил, вытянул шею. Толкнул спящего товарища.
– Петро, Петро, погляди!
– Что это?.. Какие-то люди...
– бормотал Петро, протирая глаза: Войско какое, что ли?
– И оживленнее, с надеждой: - А может, пархоменковцы, а?!
Павле молча присматривался, как там, в поле, этих подвижных точек становилось все больше и больше. Они вытягивались длинной-предлинной цепью. И уже можно было различить отдельные фигурки. Становилось все очевиднее, что это какая-то вооруженная, организованная масса, продвигающаяся вперед с определенной целью. Продвигающаяся, как и надлежит продвигаться военным, цепочкой, с установленной дистанцией, как бывает при наступлении или...
– Боюсь, Петро, - наконец заговорил Павло, - не партизаны это... Скорее, немцы и полицаи. Боюсь, что похоже оно...
Парень умолк, заметив, что справа, значительно ближе к ним, выкатывается из-за низкой кукурузы еще одна цепь, направляясь мимо леса вниз к балке.
– ...похоже оно, Петро, на облаву, - заканчивает Павло.
– Тогда нам отсюда нужно сматываться, и как можно скорее.
Но цепь перед ними уже удвоилась. Часть ее движется через просо прямо на лес, а другая сворачивает все дальше в сторону, обходя лес слева. И уже отчетливо видны вооруженные полицаи.
– Сматываться, Петро, нам уже поздно. Долина просматривается с обеих сторон. Пока пересечем лес, ничего, а на тех голых буграх окажемся перед ними как на тарелочке.
Петро резко встряхивает головой, отводит со лба прядь черных волос и глубже натягивает измятую пилотку.
– Тогда нужно обмозговать, - говорит он, стряхнув с себя остатки сна и сосредоточившись.
– Обмозговать и, лучше всего, подождать их здесь.
– Или залечь во рву. Там такой естественный бруствер. Пока они нас... знаешь сколько мы их успеем скосить!