Белое золото, черная смерть
Шрифт:
— Это твой ребенок, — сказал Могильщик.
При слове «ребенок» Айрис поморщилась. С этого-то все и началось.
— Оно не долбаное, — возразил Гробовщик.
— Но все равно обвинение, — сказала Айрис.
— А как Дик? — спросил Гробовщик.
— Если бы я знала, где этот гад, то сказала бы, уж не сомневайтесь.
— Но ты же приехала к нему на свиданку.
Она подумала, потом, похоже, приняла решение.
— Он там был. В одних трусах. Иначе с чего бы мне распсиховаться и пристрелить эту стерву вдову? Но я не помню, как он сбежал.
— Как ты сбежала из-под надзора?
Она внезапно рассмеялась, и ее синяки и царапины приобрели несколько иные очертания. Так бывает с картинками, которые под одним углом выглядят невинными, а под другим оказываются непристойными.
— Такое может выкинуть только белый, — сказала она.
— Если это не имеет отношения к налету, можно об этом и забыть, — хмыкнул Гробовщик.
— Это наша личная размолвка.
— Мы хотим знать другое, детка: в чем состоял фокус в этой афере с движением «Назад в Африку»?
— Вы что, только сегодня родились, что спрашиваете?
— Мы все знаем. Но хотим, чтобы ты это подтвердила.
К Айрис снова вернулась прежняя самоуверенность.
— А мне что за это будет? — осведомилась она.
Гробовщик подошел к ней ближе и проскрежетал:
— А ты подумай, может, догадаешься.
Она взглянула туда, откуда раздавался его голос, но свет мешал ей его разглядеть, и это особенно пугало.
— Дик хотел взять деньги и дать деру, — начала она. — Но сперва поработать и в других городах. Он заказал бронемашину. Охранники были его люди. А агенты-вербовщики и секретарши ничего не знали. Детективы должны были задержать его и конфисковать деньги — якобы до разбирательства. Поскольку все остолопы не сомневались в его честности, бояться было некого. Его навели на эту идею успехи Маркуса Гарви…
— Это мы знаем, — перебил ее Могильщик. — Нас интересуют имена, описания внешности и так далее.
Она дала им адрес Барри Уотерфилда, он же Детка Джек Джонсон, он же Папа Трах. Охранников бронемашины звали Четыре-Четыре и Фредди, а настоящих имен и фамилий она не знала, как не знала их адресов. Это были люди Дика, возможно, еще по тюрьме, и он не выставлял их на всеобщее обозрение. Покойника, сыгравшего роль второго детектива, звали Элмер Сандерс. Он был, как и все остальные, из Чикаго.
Сыщики услышали, что хотели, и Гробовщик помягчел, но Могильщик спросил:
— А он, часом, не решил надуть своих ребят, подстроив налет?
Немного поразмыслив, она ответила:
— Нет, судя потому, как он это воспринял, вряд ли.
— Кто они, по-твоему?
— Вроде бы из синдиката. Больше некому.
— Синдикат тут ни при чем, — отрезал Могильщик.
— Тогда не знаю. Больше он никого не боялся. Правда, всего он мне не рассказывал…
На это Могильщик криво улыбнулся.
— Что у тебя есть на Дика? — спросил Гробовщик.
Она посмотрела туда, откуда за лампами раздавался этот голос, и снова почувствовала озноб. Наконец она односложно
— Доказательства.
Сыщики окаменели, словно надеясь услышать эхо, но напрасно.
— Хочешь, чтобы мы его взяли? — спросил Могильщик.
— Хочу.
— Ну, готовься.
— Я готова.
Сыщики заглянули к лейтенанту Андерсону, попросив его приставить хвост к Барри Уотерфилду. Затем Могильщик сказал:
— Мы напустим наших голубков на Дика. Если они что-то разнюхают, то перезвонят вам, а вы дайте знать нам.
— Ладно, — сказал лейтенант. — А я велю держать наготове две машины с ребятами на всякий пожарный случай.
— Пожарного случая не будет, — сказал Гробовщик, и они ушли.
Они стали опрашивать всех своих голубков. Они получили массу сведений о неразгаданных преступлениях и разыскиваемых преступниках, но ровным счетом ничего о Дике О'Харе. Информацию они решили приберечь на потом, но всем своим стукачам дали одно-единственное задание: разыскать О'Хару, а потом позвонить лейтенанту Андерсону, передать информацию, повесить трубку и исчезнуть.
Работа шла медленно, мучительно, но иного выхода не было. В Гарлеме живет полмиллиона цветных, и так много разных норок и дырок, что в них терялись и трущобные крысы.
Барри позвонил Дику в квартиру Мейбл Хилл из бара на углу Сент-Николас-сквер и 155-й улицы ровно в десять вечера. Он дал три звонка, потом вдруг встревожился. Шестое чувство подсказало: в доме полиция и они выслеживают, откуда звонок. Он бросил трубку, словно это была змея, и поспешил к выходу. Официантка, подняв брови, удивленно посмотрела ему вслед. Он кинул пятьдесят центов на стойку за тридцатипятицентовое пиво и быстро вышел на улицу, озираясь в поисках такси. Он поймал одно, шедшее в сторону центра, и сказал:
— Высадите меня на 145-й у Бродвея.
Когда они свернули на 145-ю, он услышал вой полицейской сирены и увидел машину, мчавшуюся в сторону бара Боумана. Над его верхней губой выступили капельки пота.
Бродвей — улица пограничная. Чернокожие прочно заселили район к востоку от нее, но западная часть еще заселена пуэрториканцами и остатками белых. Барри вылез на северо-западной стороне перекрестка, быстро дошел до 149-й и свернул к Гудзону. Он зашел в опрятный небольшой жилой дом и поднялся на третий этаж. Ему открыла та светло-коричневая, почти белая девица, которая валялась в кровати, когда пожаловала Айрис. Не успев закрыть дверь, она выпалила:
— Айрис убила Мейбл Хилл сразу после того, как от нас ушла. Здорово, да? Ее сцапали. Только что сказали по радио! — Голос ее звенел от волнения.
— А Дик? — напряженно спросил он.
— Он успел уйти. Его ищут. Дай я сделаю тебе выпить.
Барри обвел взглядом квартиру. Она была вполне уютная, но ему было не до уюта. Дик явно пытался связаться с ним, а его не было.
— Отвези меня домой, — приказал он.
Она было надулась, но, увидев его лицо, быстро пришла в себя.