Белокурые бестии
Шрифт:
Костя же считал, что она совершенно не права, ибо то, что Комарова так заинтересовалась Парижем, по его мнению, было классическим трюком из числа тех, что он в изобилии наблюдал все в тех же детективных фильмах, где один герой, чтобы предельно усыпить бдительность другого, чаще всего, именно и внушал ему, что он в нем очень заинтересован, а когда тот полностью успокаивался и не волновался, как раз в этот момент его и кидали, в том числе и адвокаты, которые тоже часто фигурировали в подобного рода фильмах. Адвокат с опытом Комаровой, а ей уже было за пятьдесят, за долгие годы своей практики, по мнению Кости, просто не могла не усвоить этот простейший прием.
Костя его называл «зеркальной страховкой», так как в данном случае человек, желая усыпить бдительность другого, добивался того, чтобы тот приписывал ему собственные чувства, то есть как бы видел в нем самого
Конечно, все эти тонкости, всю эту диалектику человеческой души, было не так просто понять, но ведь был же старый проверенный способ, в котором в чистом виде воплотилась идеальная модель все той же «зеркальной страховки», и Марусе, как переводчице Селина, стыдно было о нем не знать — Костя имел в виду, конечно же, любовь, то есть Марусе, не вдаваясь в тонкости ее психологии, достаточно было намекнуть своему адвокату, что она ее очень любит, причем не просто любит, а любит, как саму себя, не меньше, тогда та сразу же бы почувствовала, что Маруся в ней очень нуждается, и уже сейчас была бы в полной марусиной власти, и Маруся могла бы с ней делать, что хотела, а пока своими топорными действиями и Парижем Маруся только все испортила…
А ведь в тех же детективных фильмах и триллерах, которые за последние годы в огромном количестве посмотрел Костя, в течение многих месяцев тщательно готовившееся ограбление банка или какой-нибудь кровавый грабеж с убийствами, или еще что-нибудь в этом роде в самый последний момент могли вдруг неожиданно пошатнуться или даже совсем рухнуть, окончиться полным провалом, ничем, если в душу одного из соучастников этих грандиозных кровавых преступлений, уже унесших жизни дюжины полицейских и мирных обывателей, вдруг закрадывалась хотя бы тень страшного сомнения, что другой или другая его не любит, потому что тогда неожиданно прозревший герой или героиня сразу же с легкостью швыряли с таким трудом добытые миллионы долларов, чаще всего они, заливаясь слезами, выбрасывали их из окна последнего этажа небоскреба либо уносящегося вдаль на огромной скорости автомобиля, и все из-за любви — вот какова была ее волшебная сила, о которой Маруся, видимо, совсем забыла в своем общении с адвокатом.
И поэтому теперь Маруся, по мнению Кости, вплотную приблизилась к последней черте, переступать за которую он ей очень не советовал; приближаться к «краю ночи», как это делал тот же Селин — это одно, это даже забавно, так и должен поступать настоящий денди-сверхчеловек, но переступать за эту черту не стоит.
Впрочем Костя считал, что, возможно, эта метафора с ночью в случае с Марусей не очень удачна, так как у Селина, человека более южного, уроженца Франции, к тому же некоторое время жившего в Африке, ночь все-таки ассоциировалась, прежде всего, с тиграми, ядовитыми змеями и кровожадными крокодилами, а Маруся в Петербурге привыкла с детства созерцать по ночам, главным образом, разведенные мосты и красивые городские пейзажи, а такое созерцание, по его мнению, было достаточно опасно, особенно в детстве, так как границы между днем и белой северной ночью сильно размыты, что Костя считал очень важным, так как эти бессознательные и, вроде бы, незначительные детские впечатления и образы, на самом деле, могли сыграть с Марусей очень злую шутку, потому что в последнее время ему все чаще начинало казаться, что Маруся, как младенец, путает день с ночью, а ведь ни папа, ни мама ей сейчас уже больше не помогут, и она в этом мире, и в этом городе белых ночей совершенно одна…
Маруся вообще, по его мнению, сильно недооценивала человеческую изобретательность, может быть, в силу того, что слишком много внимания уделяла
Знает ли, к примеру, Маруся, кто такой «минер»? А так на жаргоне называют того, кто собирает монетки в фонтанах и водоемах, куда бросают их заезжие туристы для того, чтобы потом вернуться назад, то есть даже в такой незначительной, вроде бы, сфере, о которой она, наверное, даже и не задумывалась, существуют профессионалы, а значит, между ними должна быть и определенная конкуренция и борьба за право собирать монетки в том или ином фонтане, или на той или иной его части, причем борьба не менее напряженная, чем та, которую она ведет за свое существование, например, в литературе.
Наличие таких совершенно новых для него слов сразу же навело Костю на мысль о том, что в современном мире, вообще, накопилось огромное количество неучтенных и вытесненных на периферию жизни слов и имен, которые давно нужно было бы «привести в соответствие», как на том настаивал еще Конфуций, то есть их было необходимо осмыслить и ввести в более широкий обиход. Такая борьба вокруг различных сфер влияния, которые совершенно не пересекались между собой, незримым образом происходила в этом мире постоянно, и если, к примеру, Маруся не знает до конца, чем живут и о чем думают вьющиеся вокруг горящей лампы комары и мухи, то она, по крайней мере, их видит, если же она, к примеру, едет в трамвае или в троллейбусе, то она и не подозревает, что в этот момент кто-нибудь обязательно уже нацелился на ее карман, в то время как сидящий рядом с ней алкаш, вдруг неожиданно завопивший на весь трамвай будто бы приснившуюся ему вдруг песню, вовсе не Иван Иванович Тюлькин, как он всем только что сообщил, а самый настоящий «ширмач», именно так называют на жаргоне человека, прикрывающего действия вора-карманника, каковым, по мнению Кости, мог оказаться и интеллигентный мужчина в очках, вежливо осведомившийся у Маруси, который час, и вообще, кто угодно, третий же в этот момент в другом конце трамвая может поднять громкий скандал, что у него из кармана вытащили, например, кошелек, или кто-то ему наступил на ногу, и все только для того, чтобы Маруся, повернувшись и посмотрев в ту сторону, отвлеклась от своего кармана, более того, в это мгновение в другую дверь может проникнуть конкурирующая пара или тройка таких же профессионалов, случайно забредших на чужую территорию, и в такие мгновения не только Маруся, но и никто из пассажиров, наверное, не думает, какой опасности они себя подвергают, ибо как раз находятся на линии столкновения двух различных группировок, так как в этот момент их трамвай пересекает столь же незримую границу их владений.
В свою очередь, никто из них тоже не подозревал и не подозревает до сих пор, что они собирались только что вытащить кошелек из кармана у знаменитой писательницы, очередь поклонников на презентацию книги которой выстроилась от Публичной библиотеки аж до самого Невского, она для них еще более незрима и неосязаема, чем комары и мухи для Маруси, чем она живет, о чем пишет, они не узнают вообще никогда, так как напомнить о своем существовании Марусе они могут хотя бы лишив ее кошелька, возможностей же напомнить им о себе у таких, как Маруся, нет и не будет никогда.
А вообще-то, Костя считал, что Маруся напрасно забивает себе голову тем, что в это время на уме или на душе у Комаровой, если она говорит, что заметила в ее лице что-то лисье, то на эту ее черту ей и следовало бы обратить особое внимание, во всяком случае, сам Костя не был большим специалистом по этим зверькам, поэтому он предлагал съездить Марусе куда-нибудь в отдаленную лесную деревушку и побеседовать там с местными охотниками, только там, уверял он Марусю, она может получить исчерпывающую информацию, какую только можно, об особенностях характера и поведении Комаровой, а так ей пока придется ограничиться сведениями на уровне сказки про Колобка, потому что, насколько он помнит, именно лиса там его съела.