Белорусские народные сказки

Автор неизвестен

Послушал пан и велел своим кучерам закладывать лошадей.

Оделись они с пани и поехали не столько пить-есть, сколько правду узнать, не обманывает ли, мол, старуха.

Подъезжают они к хате, вылезают из фаэтона, а дед выходит к ним навстречу:

— Не прогневайтесь, паночек, моя хата снаружи не чиста, а в ней будут вам и кресла, и цветочки, и все убранство — такие, что мое почтение!

Вошел пан в хату и стал на пороге. А дед вынимает кошель и говорит перед паном:

— Кошель, кошель! Чтобы мигом были тут в моей хате

и питье, и еда, всякое угощенье и разное украшенье!

Тут появились и питье, и еда, и разное украшенье, да такие, что в целом царстве не было стола красивей и богаче!

Видит пан, что не стыдно сесть за стол.

А старик приглашает:

— Просим, паночек, отведать нашего хлеба-соли и всякой благодати.

Стал пан разглядывать вина, видит — всё самые дорогие, заморские. t

Стали они пить да есть.

Известно, благородный человек не столько угощается, сколько доброй беседой утешается. Это не мужик, который, как говорят, чуть дорвется — так и нажрется!

Вот попили они малость, поели, пан и говорит:

— Не пристало тебе, дедушка, такой кошель иметь: ты простой мужик, а дом и стол у тебя лучше моих. Мне совестно,— говорит,— перед своими друзьями дворянами. Я тебя добром прошу — отдай ты мне этот кошель. А я тебе дам все для пропитания и крупы дам, и муки, и заправки, все, что нужно, буду тебе предоставлять. И слугу тебе дам, и корову, и свинью, и масла—ну, словом, всего. На что тебе и кошель? Я тебя честь честью схороню и панихиду по тебе отслужу, я тебя и утешу — по монастырям повожу!..

Тогда дед стал с бабой советоваться:

— Ну что, баба, станем делать? Ведь пан просит. Отдадим или нет?

— Ну что ж, дед, раз пан просит — надо послушаться. У нас все будет: и слуга будет, и одежа, и помыто, и подано!

Послушались и отдали. И остались они в своей дырявой хате как были.

А пан забрал кошель и уехал.

После дал он им и слугу и припасу всякого: пуд муки, пуд гороху, пуд ячневой крупы, пять фунтов сала, три фунта масла, десять фунтов соли — выдал им то есть все Необходимое.

Прикончили они этот паек за несколько, дней, а прикончивши, послали своего слугу в усадьбу к пану.

— Пан, прислали меня дед с бабой за харчами—те все вышли!

А пан ничего не дал и слугу в дом не пустил.

— Хватит,— говорит,— давать: у меня много таких, которым надо давать. Мне нужно кормить тех, кто работает, а они на барщину не ходят. Пусть по миру идут да и кормятся: с миру по нитке — голому рубашка; с миру по крошке — двоим пропитаться можно!

Так и обманул пан деда с бабой, слово свое нарушил.

Пришел слуга к деду и говорит:

— Пан сказал — у меня, мол, таких много, кому надо давать, надо кормить тех, кто работает. А вам велел по миру идти и тем кормиться, а мне приказал к нему воротиться.

Сказал и ущел.

И остались дед с бабой как были: и корявые, и дырявые, в великой своей нужде.

Дед думал-думал, думал-думал:

что тут делать, как хлеб добывать? И надумал: «Схожу-ка я опять к журавлю, пожалуюсь ему,— не сжалится ли он, не даст ли другой кошель? Тот, дескать, из-за бабы пропал. Сказано: слушать бабу — на свою погибель. С бабой живешь — правды не говори!»

Надумал это дед и пошел.

— Схожу-ка я,— говорит,— баба, к журавлю, не даст ли он нам другой кошель?

— Ну что ж, сходи, дед, даст ли, не даст ли, а ты сходи!..

И пошел старик зеленой тропою, шелковой травою.

Шел, шел и вышел на полянку. На той полянке журавлиный дом.

Подходит он к дому под самое крыльцо. Тут стража давай на него кричать:

— Ты куда, бродяга, нешто тебя сюда звали?

А журавль услыхал, сейчас же — раз-раз — двери растворил:

— Ну, иди, иди сюда!

Стража сразу в сторону. Вошли они в покои, один прошли, другой, входят в третий.

Журавль и спрашивает:

— Ну что, дедушка, может тебя кто обидел?

— Да что, паночек,— пан обидел. Позвала моя баба в гости старосту да писаря, напоила, накормила, а потом говорит — позовем пана! Я не хотел, да ведь сатана обойдет и соколам Пошла позвала. Приехал пан с пани. И заставил он меня отдать ему кошель. Обошел со всех сторон: «Я, говорит, все тебе буду предоставлять». Посоветовался я с бабой, а баба говорит: «Отдай, дед!

Нужно пана слушаться. Он же все нам будет предоставлять». Отдал я кошель, а пан прислал нам того-сего, а когда все вышло, он и обманул: «Пусть, говорит, по миру ходят, да тем и кормятся!..»

Ну, журавль посадил деда за стол, угощает, а тот за слезами и не ест ничего.

— Не дадите ли вы мне,— спрашивает,— еще такого кошеля?

— Ладно, дам, дам! Только дам я тебе не кошель, а бочоночек!

Пошел он в другой покой, выносит бочоночек и научает деда:

— Приди ты домой и скажи: «Слезай-ка, баба, с печи! Не принес я кошеля, а принес бочоночек!» А как баба слезет с печи, ты и скажи: «Ну-ка, двенадцать молодцов, вылезайте из бочонка, разложите эту бабу да всыпьте ей кнутом хорошенько!» Как зададут они бабе, тогда скажи: «Ну-ка, двенадцать молодцов, лезьте в бочонок!» Тогда вели бабе, чтобы накинула свой платок и к пану шла да не говорила бы, что ты принес бочоночек, а сказала бы, что принес другой кошель, еще почище того.

Позовите пана и пани, писаря и старосту, и всех дворян. А как соберутся все, посади пана и пани в красный угол, а тех всех на дворе.

После скажи: «Нуте-ка, двенадцать молодцов, вылезайте из бочоночка да всыпьте им всем!» Как зададут, слугам скажи: «Нуте-ка, двенадцать молодцов, станьте у порога!» И потребуй у пана свой кошель назад.

Поблагодарил дед журавля и пошел восвояси.

Как всыпали бабе! Та побежала позвала пана, пани, писаря, старосту и всех дворян. А как влепили им всем, и дворянам, и писарю, и старосте, и кучерам, ну всем, дед и велит: