Белоснежка и Аллороза

Макбейн Эд

— Ровно шесть футов.

— О-о-о, — протянула она. — Мне бы не следовало надевать туфли на таких каблуках, правда? Вы заметили, что туфли подходят к платью? Но может быть, я буду выглядеть слишком высокой рядом с вами на каблуках. Подойдите сюда. — Терри поднялась.

Я подошел к ней.

— Ближе! — потребовала она. — Я не кусаюсь.

Мы стояли лицом друг к другу.

— Да, я немного выше, — сказала Терри, заглядывая мне в глаза. — Каблуки добавляют три дюйма. Ну, все равно, я люблю очень высокие каблуки. Вы когда-нибудь

замечали — если девушка носит высокие каблуки, они как бы все приподнимают в ней, возвышают. Все,я хочу сказать. Ваши груди, ваша задница — все приподнимается, когда вы надеваете туфли на высоких каблуках. И в животе у вас сосет из-за каблуков. Не знаю почему. Мне их снять? Вы чувствуете себя неловко из-за того, что я немного выше, когда на мне туфли на каблуках?

— Нет, я не против.

— Тогда пусть остаются, если вы не против, — сказала Терри. — Мне бы хотелось снять их позже, если у нас все будет о’кей.

— Конечно.

— Мне нравится выглядеть сексуальной. — Терри улыбнулась. — Вы проголодались? Мне подогреть цыплят и гарнир? Только прикажите.

— Я думаю, мне нужно еще выпить, — сказал я.

— Мне тоже.

Я смешал напитки и подал коктейль девушке.

— Спасибо.

Я поднял бокал.

— Привет!

— Привет! М-м, — причмокнула она. — Такой же хороший, как и первый.

Мы молча потягивали коктейль.

— Я скажу вам, почему я позвонила, — нарушила молчание Терри.

Я ждал.

— Я нахожу вас очень симпатичным, — объявила она.

— Благодарю.

— А вы меня находите симпатичной?

— Я — да.

— Вот это я и имею в виду.

— Что вы имеете в виду?

— Это было бы глупо, не правда ли?

— Что было бы глупо?

— Вы скучали бы здесь один сегодня вечером, ели бы свой обед в одиночестве. И я бы обедала одна. Вместо этого мы можем быть вместе, если находим друг друга симпатичными. Как вы думаете?

— Согласен, — сказал я.

— Вот почему я позвонила.

— Ясно.

— Вы когда-нибудь задумывались над тем, как много людей во всем мире могли бы быть вместе, а не маяться от одиночества по вечерам? Им стоит только снять телефонную трубку или подойти к кому-нибудь на улице и сказать: «Эй, я считаю вас милашкой, давайте познакомимся».

— Их бы арестовали, — возразил я.

— Да, и это позор, вот что я думаю. Но вас ведь не могут арестовать за то, что вы снимете телефонную трубку?

— Если только вы не будете в нее тяжело дышать.

— Это еще одна вещь, которая мне нравится. У вас есть чувство юмора. Я люблю посмеяться. А вы?

— Я тоже.

— И еще я люблю поесть, — призналась Терри. — А сильно я проголодалась потому, что во время ленча съела только немного салата. Я растолстею, как лошадь, — моя мать права, — если не буду следить за собой. — Она вскочила, поставила бокал и оправила платье. — Я, пожалуй, начну, а потом мы сможем сидеть

и пить коктейль, пока все разогревается.

Терри отправилась на кухню.

— А у вас тут уютное местечко, — заметила она. — Дом ваш собственный?

— Я снимаю его.

— Все равно здесь очень мило. Где выключатель?

— Слева от вас.

Она включила свет в кухне и огляделась.

— Держу пари, эту кухню обставила женщина, — пробормотала Терри, но не стала развивать свою мысль. — О’кей. Давайте обсудим. Я, наверное, смогу разогреть цыплят и французский картофель в одной духовке, но мне нужна какая-нибудь посудина для овощей. Где у вас кастрюли?

— В шкафчике, слева от плиты.

— В шкафчике, слева от плиты, — повторила Терри, наклоняясь. — Так. Вы охладили вино?

— Я думаю, в холодильнике найдется бутылка.

— Белое вино? Правильно?

— Правильно.

— С цыплятами, — добавила она.

Терри сновала по кухне, переложила бобы из пластикового мешочка, в котором принесла их, в небольшой горшочек. Цыплят она уложила на сковородку, а картофель — на другую, покрутила ручки на плите, устанавливая температуру.

— Принеси сюда мой коктейль, — распорядилась она, — чтобы я могла присматривать за всем этим. А потом подойди и поцелуй меня.

Я сходил за мартини и принес его на кухню.

— Не забудь про поцелуй, — напомнила Терри.

Я привлек ее к себе.

— Я слишком высокая, да? — посетовала она.

— Чепуха.

— Это наш первый поцелуй, — сказала Терри.

— Я знаю.

— И он не должен быть слишком долгим, о’кей? Просто легким и приятным. Мы сбережем все долгие поцелуи для будущего, о’кей?

— О’кей.

Я нежно поцеловал ее.

— Чудесно. — Терри улыбнулась. — Я знала, что была права насчет тебя. — Она потягивала свой мартини. — О, все будет прекрасно!

Я внимал ей, очарованный всей этой процедурой, предшествующей обеду.

Я не знал, была ли Терри очень глупой или очень хитрой. Слушать ее — что прислушиваться к потоку сознания. Она выпаливала все, что приходило ей в голову. И ничего не утаивала. Никакой первичной цензуры не происходило. На чем бы ни концентрировалась ее мысль — она немедленно облекалась в слова.

Я никогда не встречал людей, похожих на Терри.

Она рассказала мне, что вышла замуж в семнадцать лет по ошибке, приняв свой первый сексуальный порыв за любовь.

— Ты когда-нибудь замечал, — говорила Терри, — что девушкам с хорошей грудью нравится, когда ее трогают. А девушки, которым не очень повезло с этим, не испытывают удовольствия от прикосновений. Поэтому когда девушка созревает и у нее хорошая грудь, ее трогают, и очень часто. И это доставляет наслаждение, естественно, ты развиваешься, тебе это нравится, с этим ты живешь всю жизнь. Конечно, он делал всякие глупости с моей грудью, из-за этого я и вышла за него. Я возбуждалась и все такое.