Белоснежка и семь апостолов
Шрифт:
— Я знаю, где тут отдел с прокладками. Показать?..
Рассказывая отцу Михаилу свою историю, я в какой-то момент поняла, что рассказываю ее самой себе, пытаясь проследить, к чему приводили мои поступки, и выяснить, что за силы стоят за моим даром… Я умолчала о существовании цирка. Поведала лишь о том, что у меня есть единомышленники, и мы по мере сил и возможностей умножаем число магов на белом свете. О настоящей причине моего пребывания в тихом городишке Н я тоже не стала распространяться.
— Ты… инициировала мою жену и моих детей? — спросил наконец отец
— Свету я не инициировала. Клянусь. А насчет мальчиков… не уверена… Простите, батюшка. Я могла изменить Тимку случайно в тот момент, когда ловила падающий чемодан. Он видел, что я делаю, он был удивлен и взволнован, а значит, открыт. Я могла это сделать неосознанно… Подозреваю, что так и было. После того, как мы вернулись домой, у меня случился приступ голода…
Мой собеседник заинтересованно сосредоточился.
— Приступ? — переспросил он.
— Ну, обычно после того, как я кого-нибудь пробуждаю, мне сразу страшно хочется есть.
— Скольких людей ты таким образом изменила?
Я замялась. Не хотелось его запугивать еще больше. Но исповедь есть исповедь.
— Около десяти тысяч. Может, больше. Я не занималась подсчетами.
Правильнее было бы сказать «подсчетами занималась не я».
Отец Михаил отшатнулся от меня, и мне показалось, что сейчас он закричит «Изыди!».
— Послушайте, отец Михаил, я… я делала это потому, что была уверена, что помогаю им, понимаете? Делаю им добро! Открываю им глаза на собственные силы! Я была уверена, что поступаю правильно… Судите сами, ведь когда я совершала то, что люди воспринимали как чудеса, я же не призывала в помощники дьявола!
Отец Михаил сдвинул брови и протестующе замахал руками:
— Но ты Господа не призываешь! Не Его именем ты показываешь чудеса! Не Его славы и торжества ради! Не Его в тебе сила…
— А сколько шарлатанов (всяких типа избранников и типа пророков) по всему свету Его именем совершают «чудесные исцеления», показывают стигматы, свидетельствуют о видениях — дурят нашего брата без зазрения совести! Что с того?! Батюшка, я по крайней мере не кощунствую.
Он помолчал и решительно подытожил:
— Что не от Господа, то от лукавого.
— Может быть, — признала я. — Но тогда я расскажу вам еще одну историю. Это случилось не со мной, с одним моим хорошим знакомым… Он вырос в очень хорошей семье, правильной семье, интеллигентной. Был послушным и прилежным мальчиком — до тех пор, пока в один прекрасный день не понял, что в его жизни слишком много скуки и слишком мало острых ощущений. В поисках этих пресловутых ощущений он примкнул к группе ребят, называвших себя сатанистами.
Отец Михаил перекрестился.
— Дальше было вот что. Их предводитель — назовем его так, однажды сказал, что в городе живет настоящая старая-престарая ведьма и в ее доме хранится книга, прочитав которую, можно получить власть — ни больше ни меньше — над силами преисподней. Он называл эту книгу сатанинской библией. И якобы это была настоящая библия, а не то, что можно без труда найти в Интернете, вроде сочинений ЛаВея. Зачем, спрашивается, эта книга дряхлой старухе, которая и так скоро отправится в ад? Друзья решили выкрасть книгу. Они следили за домом и, улучив момент, когда хозяйка вышла куда-то по делам, взломали дверь и принялись искать. Моего знакомого выставили снаружи «на шухере». Только вдруг ни с того ни с сего старуха объявилась в доме — мой приятель клянется, что в дверь не входил никто, кроме хозяйской кошки, — и прокляла воров. После чего стала звать на помощь, да так громко, что из соседних домов по выскакивали люди. Парни побежали врассыпную, никто
Вернулся он в город через год другим человеком. Поступил в институт, завел девушку. Но однажды к нему в дом постучали. На пороге возник человек с каким-то свертком. «Вы такой-то?» — «Я». — «Согласно завещанию гражданки Сидоровой Матрены Матвеевны после ее кончины вы вступаете во владение старинной книгой «Гастрономикон. Чудеса русской кухни» издания тысяча восемьсот такого-то года. Вот, получите, распишитесь». Человек ушел, а мой приятель распаковал сверток. Там действительно оказалась поварская книга, очень старая, в кожаном переплете. К книге прилагалась записочка, написанная аккуратным таким каллиграфическим почерком. Содержание было примерно такое: «Ты достоин этой Книги. Прими ее и будь моим учеником. Открой и читай». Мой приятель принялся листать ее. Ничего предосудительного — рецепты, рецепты, рецепты. «Возьмите фунт изюму и полфунта грецких орехов», — все в таком духе. А потом — как он рассказывал — что-то подтолкнуло его закрыть глаза. И тогда он увидел перед собой черные страницы с огненными письменами и осознал, что письмена ему понятны и что это та самая книга. На него накатила такая паника, что он закричал, и от крика книга загорелась. Понимаете? Он был инициирован через нее! Родители вызвали пожарных, а он побежал прямиком к знакомому священнику. Тот смекнул, что дело куда серьезнее, чем представлялось вначале, и поставил диагноз: одержимость.
Отец Михаил с сомнением нахмурился.
— Если хотите, — продолжала я, — я назову вам имя священника, я его знаю, и город, где происходили все эти события, тоже назову, и вы сможете убедиться, что я не лгу. — Отец Михаил лишь покачал головой, и я продолжила: — Словом, из моего приятеля изгнали какого-то беса, после чего он добровольно ушел послушником в монастырь, но бесовской способности зажигать пламя взглядом не утратил. Более того, он понял, что может контролировать проявления своего дара и что так дар можно использовать во благо. Но о природе этой способности ему по-прежнему ничего не было известно. Как и мне. Церковь не смогла дать ответ.
— Где сейчас твой друг?
— Вернулся в мир. Путешествует, как и я. Он остался примерным христианином. Посещает храм, блюдет посты и живет по заповедям. Утверждает, что на самом деле у него никогда и в мыслях не было становиться сатанистом, ему просто по юности и глупости хотелось попробовать запретного.
— Он тоже считает, что все должны стать такими, как он?
— Да. Нашелся человек, который объяснил ему, что с данностью не стоит бороться.
— Этот человек… тоже чародей?
— Да. И тоже христианин. Правда, лютеранин.
Смятение читалось в эту минуту в его глазах. Смятение, сомнение и… надежда.
— Мне надо будет поговорить об этом с епископом.
— А вот этого не стоит делать. Это тайна исповеди, — напомнила я.
— Дочь моя, — отец Михаил с натугой улыбнулся, — исповедь подразумевает покаяние, а ты в гордыне своей ни в чем не раскаиваешься. — Он убрал улыбку с лица и холодно повторил: — Не раскаиваешься.