Belov.indd

Владимир Гомзяков

Переход в «Уралмаш»

В 1964 году в Подольске проходили совместные сборы молодежной и взрослой команд РСФСР. После него сборные провели товарищеские игры с Польшей в Череповце и Свердловске. Базовой командой для взрослой сборной РСФСР был тогда свердловский «Уралмаш», 14-кратный чемпион России.

На заключительном ужине после игр в Свердловске ко мне подошел основной игрок «Уралмаша» Александр Кандель — легенда российского, да, пожалуй, и советского баскетбола тех лет — и, поговорив о том, о сем, предложил позвонить да потом и переехать к ним в Свердловск. Если, конечно, меня не держит слишком сильно «Лестех». О нет, меня там совсем ничто не держало!

Предложение

Канделя — суперигрока — было для меня лестным, но всерьез я его сразу не воспринял. А вот когда вскоре по возвращении в родной институт мне потребовалось получить какие-то справки для зачетов в Спорткомитете РСФСР и со мной на тему перехода в «Уралмаш» заговорил Константин Иванович Травин — государственный тренер России по баскетболу и отец легендарного игрока ЦСКА и сборной Александра Травина, — я принял решение.

Поездка в Свердловск не была «смотринами» в полном смысле. Меня там и так знали как облупленного, а я сколько-нибудь значимых условий переезда выдвигать не собирался. Так что, ознакомившись с условиями быта, я вернулся в общежитие за своими нехитрыми пожитками и, даже не удосужившись забрать документы из института, летом 1964-го перебрался из Московской области в Свердловск.

Старт во взрослом баскетболе

Свердловский «Уралмаш» в ту пору чередовал выступления в высшей и первой лигах союзного чемпионата, т. е. был 10-12-й командой в СССР. Приехав в Свердловск, я сразу попал в переходный турнир, который закончился для команды неудачно, и она выбыла в первую лигу. Считаю, что это было мне во благо, так как у меня была возможность для адаптации к взрослому, «мужскому» баскетболу.

В «Уралмаше» я нашел прекрасный «полигон» для доводки моих баскетбольных навыков и функциональной подготовки. Тренировал команду замечательный тренер Юрий Георгиевич Густылев, который чем-то напоминал мне первого тренера своей человечностью и деликатностью. Постоянно тренируясь, я добился быстрого прогресса. Осенью 64-го я в стартовую пятерку команды не попал, но уже летом 65-го был одним из ключевых игроков основного состава.

Несмотря на то что предложение о переходе в «Уралмаш» я получил от «самого» Канделя, нельзя сказать, что в команде меня приняли с распростертыми объятиями. Во взрослом мужском баскетболе царили свои неписаные законы и правила, в провинциальной команде они имели свою специфику.

Например, железно чтимое правило состояло в том, что, находясь на площадке, во время любой атаки любой игрок всегда отдавал пас в центр Канделю для решающего броска. На этой нехитрой схеме много лет был построен весь атакующий потенциал команды. Александр Ефимович реализовывал отданные ему передачи с высокой эффективностью. Но я, разумеется, видел свою роль на площадке принципиально иначе. И поначалу «отгребал» от ветеранов за свою игровую философию по полной.

Усугублялось это тем, что я, будучи хорошо тренированным и жилистым, по-прежнему не обладал богатырским телосложением. Однажды во время игры в Тбилиси один из ветеранов «Уралмаша» Толя Еремеев — за 190 см, косая сажень в плечах, перворазрядник по боксу в супертяжелом весе, — недовольный моей игрой, во время минутного перерыва просто схватил меня рукой за горло, приподнял над лавкой и об эту же лавку меня шваркнул.

Одновременно я впервые столкнулся с настоящей мужской борьбой на площадке. Если раньше я блистал на юношеском уровне и моего мастерства было достаточно, чтобы уходить от любой опеки и занимать позицию для точного броска, то здесь все было гораздо сложнее. В свой первый сезон «по мужикам» я опытным путем познал, что такое борьба за мяч под щитами, для чего баскетболисту нужны локти, что происходит на поле, пока арбитр смотрит в другую сторону, и многое другое.

Опытные матерые игроки, годами выступавшие в командах первой лиги,

не были корифеями в баскетболе, но его теневую сторону освоили досконально. Эта сторона нашего вида спорта особенно процветала в связи с отсутствием телевизионных трансляций. Сейчас в это трудно поверить, но тогда в момент пробития второго штрафного броска, пока все, включая судей, следят за мячом, вполне в порядке вещей были откровенные удары локтем в солнечное сплетение игроку команды соперника, ожидающему отскока.

Умение преодолевать жесткую оборону и удары локтями, быть всегда предельно собранным и готовым к любой агрессии соперника, приобретенное мной в том первом сезоне, очень пригодилось мне впоследствии. Игра в «Уралмаше» стала для меня настоящей школой жизни в большом баскетболе. По заданию тренера я осваивал «персоналку», весь сезон костьми ложился в защите. Лишился нескольких зубов и перенес пару переломов носа. Но это меня не остановило. Я не разлюбил баскетбол и по-прежнему стремился забивать.

Постепенно отношение ветеранов команды ко мне стало меняться. Я добился уважения к себе. В первую очередь, за счет того, что я продемонстрировал несгибаемый характер, а главное — пахал, как одержимый, и в играх, и на тренировках.

Отношение к тренировкам, игровое амплуа

Тренироваться я любил. Пяти тренировок в неделю в команде «Лестеха» и даже двух тренировок в день на сборах мне не хватало. В «Уралмаше» тренировались один раз в день, лишь за 10 дней до очередного тура (в чемпионате СССР тогда играли турами по 5 игр в течение 6 дней) переходили на двухразовые тренировки. Эта нагрузка тоже была для меня недостаточной, и — благо жил я прямо на стадионе — я стал тренироваться индивидуально практически с утра до вечера. Утром — занятия на стадионе, где я использовал свой легкоатлетический бэкграунд. Днем — в зале с мячом или со штангой.

Тренеры по другим видам спорта, работавшие на стадионе, понаблюдав все это, деликатно задали вопрос руководству баскетбольной команды — «что за сумасшедшего вы привезли, он тренируется постоянно?» Впрочем, оценки других меня по-прежнему не волновали.

Помимо горячего желания вырасти до уровня ЦСКА и сборной страны, я уже тогда стал понимать, наверное, пока интуитивно, что стать по-настоящему большим мастером в профессиональном баскетболе позволят только сверхнагрузки на тренировках, включая функциональную подготовку.

Именно тогда я, вопреки господствовавшим подходам к тренировке баскетболистов, начал приседать с большими весами (до 140 кг), закачивая ноги, что впоследствии обеспечило мою долгую карьеру игрока. Главным в тренировке для меня было узнать и усвоить что-то новое, когда этого не происходило, я был разочарован.

Как это ни странно, такое разочарование постигло меня, когда я впервые был приглашен в сборную СССР. Помню, вернувшись, я сказал товарищам, что больше в сборную не поеду — так не понравилось. Тренировки у Гомельского показались неинтересными, не соответствовали моему пониманию, видению игры. Оно к тому времени уже начало складываться. Уже тогда я начал использовать резкие остановки, рывки, смены направления, бросок с двух ног, — все, что позднее позволило мне стать суперигроком.

В тот период окончательно определилось мое игровое амплуа. В детском спорте я начинал как 1-2-й номер. За одно лето вырос сразу на 10 сантиметров и в одночасье превратился в центрового. Потом, ближе к юношескому возрасту, когда сверстники догнали и перегнали меня в росте, стал 3-м. Благодаря таким перемещениям с позиции на позицию позднее в ЦСКА и сборной я, играя в основном атакующего защитника, мог в случае необходимости сыграть и легкого форварда. Благодарить за это я должен был школу первого тренера, готовившего игроков не по схемам, а разнообразно. Кстати, у Модестаса Паулаускаса позднее переход с 3-го на 2-го происходил более болезненно.