Белые флаги
Шрифт:
– Идите, начальник, ничего плохого не произошло, - спокойно ответил Гоголь.
– Если ее кто обидел, сгною всех в карцере!
– пригрозил надзиратель.
Гулоян встал, пересек камеру и остановился перед надзирателем:
– Сказали же тебе: уходи, пока красивый!
С минуту надзиратель и Тигран смотрели в глаза друг другу.
Потом надзиратель круто повернулся и вышел из камеры.
Камера облегченно вздохнула.
Ночью камера спит многоликим, тревожным сном. Люди стонут, бредят,
Сегодня, утомленные впечатлениями дня, мы улеглись раньше обычного. И каждый из нас затаил в груди невысказанную грусть или радость от того странного, необыкновенного и незабываемого, что произошло сегодня у нас...
Вот уже два часа я лежу с открытыми глазами. Сон не идет. Я не свожу глаз с висящей под потолком мигающей лампочки. Лампочка напоминает мне вспугнутого на рассвете светлячка: ночь не ночь, день не день, и бедный светлячок беспомощно носится в воздухе, не зная, как быть - светить или погаснуть...
Я не сплю. Мне не спится.
Не спит лампочка под потолком. Ей бы очень хотелось уснуть, но нельзя. Она обязана бодрствовать.
И еще не спит глазок в дверях камеры, единственный циклопический глаз, смотрящий не изнутри наружу, а наоборот - снаружи вовнутрь. Я чувствую, как он раскрывается периодически и смотрит, настойчиво всматривается в каждого из нас.
Спят все, кроме меня. Все? Нет, не все. Девдариани не должен спать. И хотя лежит он без движения, я готов поклясться - он не спит.
– Лимон?
– позвал я тихо.
Он не ответил.
– Лимон!
– повторил я.
– Ты ведь не спишь?
– Что тебе?
– откликнулся он.
– Не спится мне!
– Может, спеть тебе колыбельную?
– Лимон, а как звать тебя?
– Что, Лимон тебе не нравится?
– Нравится. Но ведь это не настоящее имя.
– Како мое имя. Акакий.
– Акакий - Како - Каки, - сказал я про себя.
– Что?
– Ничего. А почему - Лимон?
– В детстве меня звали Макакой. А Лимоном прозвали позже, на втором сроке... Желчь у меня разлилась, понимаешь? Пожелтел, как лимон.
– Ну, знаешь... Дыня тоже желтая!
– Да и характер у меня немного того... кислый.
– А-а...
– Успокоился теперь?
– Нет.
– Не вздумай только говорить, что желтым и кислым бывает огурец! предупредил Лимон.
Наступила долгая пауза.
– Лимон!
– снова начал я.
– Ну, что еще?
– Ты влюбился?
– спросил я, и сердце мое затрепыхалось в ожидании ответа.
– Что-о-о?!
– Влюбился, говорю, в нее?
– В кого?
– Будто не знаешь!
– В кого же?
– В Нуну!
Лимон долго не отвечал.
– Ты, дорогой мой, - наконец заговорил он, - мало того, что зеленый, простофиля, да к
– Ладно, ладно, поглядел бы ты на себя, когда ты ее подхватил... А как стихи читал...
– Глупости!
– А плакал почему?!
– Ну, знаешь, у заключенного глаза на мокром месте...
– А я? Почему я заплакал?
– А ты разве не заключенный?
– Хорошо. Но ведь Нуну тоже плакала?
– Она всех нас жалеет одинаково...
– Лимон, ты любил когда-нибудь?
– Любил. С первого до третьего класса любил одну девочку. Нелли ее звали... Когда учительница выстраивала нас парами, чтобы перейти улицу, мы всегда оказывались рядом...
– Потом?
– Потом ничего... Больше никого не любил. Не успеваю влюбляться часто меня сажают!
– вздохнул Лимон.
– Значит, не любишь Нуну?
– пристал я.
– Люблю! Еще как! Только не Нуну. У моей возлюбленной нет имени! Нуну, Манану, Кетино, Жозефину, Тамар - всех я люблю, понимаешь? Я женщину люблю, понимаешь? Женщину и красоту!
У меня отлегло от сердца.
– А Нуну очень красивая, правда, Лимон?
– Нет.
– Как это нет?!
– А вот так. Я и ты - заключенные, узники. И мы изголодались по женщине. Поэтому эта фельдшерица и кажется нам красавицей. А на воле она казалась бы самой обыкновенной девушкой.
– Что ты, Лимон! Такой красивой девушки я еще не встречал!
– Слушай, ты что, правда влюбился в нее?
– Еще как!
– выпалил я и почувствовал, что краска залила мое лицо.
– Ва-а-а, значит, любит!
– проговорил про себя Лимон.
– Люблю, Лимон, люблю!
– подтвердил я.
– Снится?
– Как же она приснится, если я не сплю ночи напролет!
– Значит, не снится?
– Я видения вижу... Когда вы спите, я вижу, как она входит в камеру... То появится, то исчезнет...
Девдариани громко рассмеялся.
– Ты что?
– удивился я.
– Вот теперь я верю, что ты не убийца.
– Почему?
– Потому что убийцы ночью видят мертвецов, а не женщин!
– А ты почем знаешь?
– Знаю...
– Откуда?
– Утром спроси у Тиграна. Он объяснит... А теперь - спать!
– Лимон отвернулся к стене.
Прошло немало времени, а я так и не смог уснуть.
– Лимон!
– позвал я.
– Ты что, еще не спишь, парень? Все носишься со своей Нуну?
– Да, Лимон, все с ней!
– Счастливый ты человек!
– Лимон, знаешь, по-моему, самое великое из всего, что создано на свете, - женщина!
– Может быть!
– ответил Лимон после длительного раздумья.
– Самое великое из всего, что создано, - это азбука, знамя и гимн, ибо в них истоки свободы!
– услышали мы вдруг голос Исидора.