Белые флаги
Шрифт:
– Что тут произошло?
– спросил я сидевшего у моего изголовья Исидора.
– То, что у половины сидящих здесь людей жены оставлены на попечение друзей...
– Убили его?
– Нет.
– А вы верите, дядя Исидор, обвинительному заключению?
– Не знаю... Толстой говорил: "Дьявол - это падший ангел..." Следовательно, до своего падения дьявол тоже был ангелом... Я верю Толстому...
Исидор встал и пересел на свои нары.
СВИДАНИЕ
Длинная узкая комната. Длинный узкий стол. Длинные узкие скамейки. По одну сторону стола садятся заключенные,
Наконец настает время прощания. Свидание окончено. Посетителей выпроваживают в другую комнату. Заключенных по одному разводят по камерам.
Как и все в тюрьме, свидание имеет свое время и свои порядки. Поэтому я был очень удивлен, когда надзиратель вызвал меня на свидание. Но еще более удивительно было то, что, введя меня в пустую комнату свиданий, надзиратель куда-то ушел.
Я присел к столу и уставился на противоположную дверь. Никто не входил. Ожидание становилось невыносимым. Я невольно пощупал свой пульс и сам же рассмеялся: к чему было проверять пульс, когда сердце в груди колотилось так сильно, что его, наверное, слышал надзиратель по ту сторону стены.
Но вот дверь открылась, и в комнату вошла мама.
На ней был старый, но хорошо сохранившийся коверкотовый плащ, на шее - синяя косынка в белую крапинку. В руках она держала небольшой черный саквояж и термос.
Мать не вскрикнула, не заплакала, не бросилась обнимать меня. Она спокойно подошла, поставила на стол термос, положила саквояж и тихо сказала:
– Здравствуй, сынок!
– Здравствуй, мама!
Потом мать раскрыла саквояж, достала пачку сигарет. И только когда она, чиркнув спичкой, поднесла огонь к сигарете, я увидел, как у нее задрожали рука и подбородок.
– Только не плачь, мама!
– попросил я.
– Не буду, сынок. Нет у меня больше слез... Высохли...
Мать закурила. Потом взяла свой саквояж и термос и пересела ближе ко мне.
...Боже мой, о скольком мне надо поговорить с этой женщиной! Как много мне нужно рассказать, объяснить, попросить у нее! Как мне хочется припасть к ее груди, вымолить прощение за боль, которую я ей причинил, и плакать, долго плакать, плакать до тех пор, пока и у меня, как у нее, не высохнут слезы!.. Как я мечтал о встрече с ней! А теперь, когда она, моя мать, сидит передо мной, я, словно парализованный, не в состоянии сдвинуться с места, подойти к ней, обнять ее красивую седую голову...
Видимо, поняв мое состояние, мать подсела ко мне совсем вплотную, быстро оглядевшись, сняла металлическую крышку с термоса, поставила ее на стол и дрожащей рукой налила мне горячего пенящегося кофе.
Крепкий аромат кофе ударил мне в нос, и у меня закружилась голова. С жаждой бедуина, проблуждавшего месяц в пустыне, набросился я на кофе, Горячий стаканчик
Потом мы обрели дар речи.
– Налить еще?
– спросила мать.
Я кивнул головой.
Теперь я пил не спеша, наслаждаясь давно забытым вкусом кофе.
– Хороший кофе?
– Отличный!.. Мама, как тебе удалось добиться свидания? Разве следствие закончено?
Я весь напрягся в ожидании ответа. Если, не дай бог, следствие закончилось на этом этапе, я пропал! Ведь мне пока не удалось доказать свою невиновность!
– Нет, следствие продолжается, но к тебе, наверно, придет новый следователь... А тебя остригли, да?
– улыбнулась она.
– Мама, откуда тебе известно про нового следователя?!
– Была у министра.
Я оторопел.
– У какого министра, мама?!
– У министра внутренних дел, у какого же еще!
Господи, что я слышу! Она была у министра!.. А ведь я видел это во сне!..
– Когда, мама?!
– Четырнадцатого июня.
Я чуть не вскрикнул. Какое совпадение! Рассказать ей мой сон? Не успею, свидание скоро кончается. Да и поверит ли она?
– Мама, это был я!
– Что?
– Министр, с которым ты разговаривала, - это был я!
– Молодец, сынок! У тебя хорошее настроение!
– улыбнулась мать.
– Да нет же, мама, я не шучу!
– А знаешь, он, между прочим, чем-то похож на тебя. Но не могла же я сказать министру, что он напоминает моего сына-арестанта... Я дала ему слово, что узнаю у тебя всю правду. Слышишь? Всю правду! Не подведи меня, сынок!
В голосе матери было столько мольбы, что у меня сжалось сердце и к горлу подступил горький комок.
– Мама, я и Ростом невиновны! Говорю тебе сущую правду! И Харабадзе подтвердит это!
– Гм, Харабадзе... Этот медведь Ростом Амилахвари так его обработал, что вряд ли теперь от него дождешься вразумительного ответа...
– Ты видела его?
– Смеется, бормочет что-то... а иногда начинает кричать, что ему кто-то затыкает рот...
– И в тот вечер он говорил то же самое...
– Адвокат просит твою характеристику из университета.
– Сходи к декану.
– Была уже...
– И что же?
– Направил меня к председателю месткома.
– Почему?
– Характеристики, говорит, - дело профсоюзной организации.
– А тот что?
– Отказал.
– Почему?
– Потребовал справку о том, что ты не убийца.
– Где же ты могла взять такую справку!
– В том-то и дело!
– Ну и как?
– Взяла я твою характеристику у соседей. Не принял, - говорит, нужна круглая печать.
– Вот идиот! А я еще избирал его председателем!
– Вот именно...
– Как же нам быть, мама?
– спросил я с отчаянием.
– Характеристики нет, Харабадзе невменяем...
– Говорят, есть какое-то лекарство "Ангинин", японское...