Белые флаги
Шрифт:
Вошел конвоир.
– Уведите!
Хеладзе ушел, не попрощавшись со мной.
БЫТЬ ИЛИ НЕ БЫТЬ?
Тигран Гулоян вернулся с допроса жалкий, как побитая собака. Не глядя ни на кого, он бросился на нары и закрыл голову подушкой. С минуту мы молчали, потом Чейшвили нарушил молчание:
– Мда... Тяжелая картина...
– В чем дело, Тигран?
– спросил я.
– Отстаньте от него, видите ведь, не в себе человек, - вмешался Шошиа.
– Начнут теперь: "Ну, что, Тигран?", "Ну, как, Тигран?", "Что он сказал?", "Что ты ответил?", "Вышка?", "Пятнадцать?", "А
– Велел послать тебя к чертовой матери!
– Неужели? Меня?!
– Вот именно. Так и сказал: "Передайте, говорит, Гоголадзе, который украл миллион с чем-то, чтобы катился он к чертовой матери!" Понял?
– Пошел к чертовой матери он сам, и чтоб разбежались все его подследственные, и провалились все его дела, и чтоб плакать мне скоро над его гробом!
– взорвался Шошиа.
– Не знаю... Велел послать тебя, и все!
– повторил Гулоян.
– Ладно, Тигран, ты про дело скажи!
– вступил в разговор Девдариани.
– Э, какое там дело, Лимон-джан! Опознала меня старушка! Среди восемнадцати человек опознала, стерва!
– Мамочки мои!
– простонал Чейшвили.
– Велика трудность - опознать тебя! Голова, что помятый бидон! съязвил Шошиа.
– Шошиа, мне не до твоих шуток!
– предупредил Гулоян. Шошиа прикусил язык.
– А дальше?
– спросил Девдариани.
– Что - дальше?! Я говорю: разве так можно, посадили семнадцать русских, светловолосых, один я - армянин, черный, как таракан, и спрашиваете - который здесь Гулоян? Конечно, говорю, каждый укажет на меня!..
– И что?
– Что! Подошла старушка ко мне: "Этот!" - говорит. Я говорю: мамаша, ты подумай как следует, знаешь ведь, губишь меня!
– А она что?
– Знаю, говорит, сынок, но что поделаешь, если я так хорошо запомнила твое лицо!
– Видишь? Что я говорил?
– обрадовался Шошиа.
Тигран косо взглянул на него и продолжал:
– Я говорю: мамаша, ты бы подумала еще раз!
– Хорошо, сынок, - отвечает она, - я подумаю еще раз и укажу вот на этого рыжего. Тебе не станет стыдно?
– Ты укажи на него, говорю, а станет мне стыдно или нет - это, говорю, не твоя забота!..
– Какое там... Ничего не помогло...
– Дальше?
– Что - дальше? Браво, говорю, мамаша! Молодец!
– похлопал ей, и все.
– Что ты теперь собираешься делать?
– спросил Чейшвили.
– Собираюсь собрать теплые вещи, что же еще! Через неделю суд. Припаяют лет пятнадцать...
– Пятнадцать?!
– вырвалось у меня.
– Так я думаю... Ведь я убил не нарочно... Случайно убил... По правилу - не должны расстреливать...
– сказал Тигран так спокойно, что меня мороз пробрал по коже. Потом он нагнулся, скинул один башмак и извлек оттуда сложенную газету.
– Украл у следователя! Возьми-ка, Заза, прочитай!
– Свежая?
– спросил я.
– Какая разница? Для нас все газеты этого года свежие!
– Тигран
Я развернул газету, это был майский номер. Первую, вторую и третью страницы занимали таблицы статистического управления "О ходе выполнения плана весенних полевых работ в колхозах и совхозах".
– Вот не повезло, одни таблицы!
– сказал я.
– Читай последнюю страницу!
– посоветовал Девдариани.
– Новости сельской техники, - прочитал я.
– Давай, давай!
– подбодрил меня Шошиа.
– "Агроном-механизатор колхоза села Телиани Гурджаанского района Гиви Батиашвили сконструировал яблокоочистительную и ореходробильную машину одновременного действия. Установка, состоящая из двух механических молотков и нескольких ножей, питается переменным током в сто двадцать вольт, легка в управлении, высокоэффективна. Так, если для ручной очистки одной тонны яблок требуется свыше сорока человеко-дней и одной тонны орехов - шестнадцать человеко-дней, машина эту работу выполняет за один рабочий день. Таким образом, новая машина высвобождает большое количество работников и экономит хозяйствам плодоводческих районов миллионы рублей.
Следует отметить, что подача яблок и орехов, а также процесс очистки раздробленных орехов пока еще не механизированы, но тов. Батиашвили надеется, что в ближайшем будущем машина будет усовершенствована. Испытания машины прошли успешно. Она будет широко внедрена в производство в районах плодоводства и ореховодства".
– Наверно, автор представлен к Государственной премии, - сказал Чейшвили.
– Не знаю, здесь об этом ничего не написано, - сказал я.
– А что еще писать! Человек сделал, что мог. Можно сказать, облагодетельствовал родной район!
– заявил Шошиа.
– Бог не создавал существа ленивее человека!
– вмешался в разговор Исидор.
– Со дня сотворения мира человек без устали трудится, проливает пот, пыхтит, мучается, строит машины, двигатели, станки, агрегаты, создает роботов, сочиняющих музыку, стихи, романы, изобретает читающие, переводящие, слышащие и видящие автоматы, опускается на морское дно, проникает в глубь Земли, летит на Луну... И во имя чего все это? Вы подумали об этом? Во имя безделия! Да, да! Чтобы прилечь потом в тени и ничего уже самому не делать! Чтобы не трудиться! Видите, этот Батиашвили уже не желает дробить орехи и чистить яблоки! Машину изобрел!.. Будь моя воля, я бы его повесил на первой же яблоне! А вы говорите - премию!
– Пожалуй, если трезво подойти к вопросу, то логические рассуждения приведут к неизбежному выводу о том, что в конечном счете мы или переродимся и исчезнем с лица земли в результате естественной деградации, или истребим друг друга, или же сам бог истребит нас и превратит в ту самую глину, из которой он создал первого человека!
– вынес Чейшвили приговор всему человечеству.
– Чейшвили, может, ты и создан из глины и слюней, но меня создал собственный отец!
– обиделся Шошиа.
– Ну о чем толковать с этим невеждой, с этим черным антрацитом! обратился Чейшвили к Исидору.