Белые горы (Триподы - 1)
Шрифт:
Дядя Ян сказал:
— Натанаэль…
Натанаэль прыгнул с быстротой, которой я от него не ожидал, и перехватил мою руку. Скорость нападения и его неожиданность заставили меня выпустить бронзу; он крепко держал меня за руку. Приближался его отец. Глядя между ними, я увидел, как открылась дверь и вошла Марта. Она сказала:
— Ян, не знаю, что тут происходит, но отпусти его. Немедленно.
Он мягко ответил:
— Мы принесем мир и тебе, Марта. После Лаури.
Моя бабушка — крепкая старушка, но, конечно, не ровня
И закричал:
— Уходи отсюда — позови на помощь…
Она со стуком уронила сумку. В руке ее было что–то черное и плоское — небольшой пистолет. Она сказала:
— Повторяю: отпусти его.
Голос дяди Яна не дрогнул.
— Не делай глупости, Марта Мы пришли с миром и принесли мир. Никто не пострадает.
— Ты ошибаешься. — Она говорила самым решительным голосом. — Если не отпустишь, кое–кто пострадает. И сильно — может, будет убит.
Дядя Ян смотрел на нее. Мы уже знали, что триппи почти равнодушны к боли и опасности. Поверит ли он ей? Он медленно покачал головой:
— Как ты ошибаешься, Марта. Если бы только позволила мне…
Выстрел, оглушительно громкий, прервал его.
Он вздохнул, пожал плечами и направился к двери. Натанаэль — за ним. Мы с Мартой смотрели друг на друга, слушая, как заработал мотор «роллса». Она нащупала ближайший стул и тяжело села.
— Налей мне коньяку, Лаури. И покрепче.
***
Анжела пряталась в кустах. Она была больше заинтересована, чем испугана, и хотела посмотреть пистолет, но Марта сунула его обратно в сумку.
Я сказал:
— Я не знал, что он у тебя есть.
— Купила в прошлом году, когда одного торговца ограбили на пути с антикварной ярмарки. Глупо, но я ни разу не стреляла. — Она взяла стакан и отпила коньяку. — Ужасно боялась попасть во что–нибудь.
Она имела в виду свой фарфор; в поисках поддержки она обвела взглядом свое собрание. Единственным ущербом была круглая дыра в штукатурке стены. Но тут она заметила статуэтку на полу и принялась ее рассматривать. Чемоданчик стоял там, где его оставил дядя Ян. Я заглянул внутрь и увидел несколько шлемов.
— Интересно, почему он это оставил, — сказал я.
Марта провела пальцами по статуэтке и равнодушно ответила:
— Не знаю.
— Может, подумал, что мы из любопытства наденем шлем, и готово.
Она вздрогнула с отвращением:
— Как же!
— Кто знает, как работает мозг триппи? Он на самом деле считает, что это пропуск в рай, и поэтому мы можем поддаться искушению. Тот, что он хотел надеть на меня, он унес с собой. Куда они направились, как ты думаешь? Домой?
Она со стуком поставила статуэтку.
— Каролина…
— Что?
Она пошла к телефону и набрала номер. Я слышал, как она рассказывает тете Каролине, что произошло. Потом сказала:
—
Она опустила трубку и смотрела на нее некоторое время, прежде чем положить на место.
Я спросил:
— Что она сказала?
Никогда раньше я не видел Марту такой беспомощной.
— Она мне не поверила. Обрадовалась, что они живы и здоровы. Повесила трубку, не дослушав.
5
В школе отсутствовало все больше ребят. Неизвестно, то ли они стали триппи, то ли отсиживались дома, ожидая, пока все успокоится. И уроков почти не задавали.
На собрании директор предупредил, чтобы мы опасались людей, которые захотят надеть на нас шапку; дядя Ян не единственный расхаживал в окрестностях с резиновыми шлемами. Обо всем подозрительном мы должны были немедленно сообщать.
Я стоял рядом с Хильдой Гузенс, она фыркнула и сказала:
— Старый придурок!
— Почему?
— Как будто нас надо предупреждать.
— Говорят, сегодня в школе видели Дикого Билла. Если он поймает тебя, может, захочет надеть шапку на свою любимую ученицу.
— Не думаю.
— Мой дядюшка чуть не проделал это со мной.
Она только с жалостью поглядела на меня. Интересно, каково быть Хильдой Гузенс и быть такой уверенной в себе и в окружающем. Директор продолжал мямлить. Это был худой беспокойный человек, бледнолицый и седовласый; в конце учебного года он должен был уйти на пенсию. Я думал также, каково ему приходится — ведь он едва справлялся в нормальных условиях, когда не было ничего похожего на триподов.
Я вдруг осознал, как важно быть самим собой — вспыльчивым и презрительным или обеспокоенным и жалким, но самим собой, и продолжать действовать по–своему; в сущности, это означало быть человеком. Мир и гармония, которые предлагали дядя Ян и остальные, на самом деле были смертью, потому что, не будучи самим собой, потеряв индивидуальность, ты не живешь.
Первым уроком должна была быть химия, но учительница не появилась. Хильда Гузенс и еще несколько занялись заданиями; остальные болтали. Вдруг распахнулась дверь. Но вошла не миссис Грин, а волосатый маленький уэллсец по имени Уилли, который преподавал физкультуру.
Он закричал:
— Уроки кончены! Расходитесь!
Энди спросил:
— Почему?
Уилли с важным видом ответил:
— Распоряжение полиции. Эксетерские триппи выступили. Они пройдут несколькими милями севернее, но нужно принять меры предосторожности. Расходитесь.
Мальчик по имени Марриот сказал:
— Я живу в Тодпоуле.
Тодпоул находится в шести милях к северу от школы. Уилли ответил:
— Ну, туда идти нельзя. Вдоль их пути всех эвакуируют. Вероятно, через час–два все успокоится, а пока свяжись с полицией.