БЕЛЫЕ И ЧЕРНЫЕ
Шрифт:
– Я… не совсем понял, - извиняющимся тоном произнес Шехтель. Это почему-то вызвало вдруг взрыв бешенства Шпака. Оберштурмбаннфюрер вскочил с кресла и, бегая по кабинету, начал грозно распекать Шехтеля. Тот испуганно вытянулся у письменного стола в стойке «смирно» и беспомощно следил глазами из-под пенсне за мечущимся взад и вперед начальником.
– Не поняли! Вечно вы чего-нибудь не понимаете! Надо соображать, все-таки не рядовой солдат, а штурмбаннфюрер. Вы не поняли, а мне за вас отвечать. Довольно. Слишком уж долго с вами церемонился! Пора кончать! На
Постепенно гнев Шпака проходил. Шехтель не возражал ему ни слова, по опыту зная, что нужно выждать несколько минут, пока пройдет буря. Вскоре Шпак успокоился и, подойдя к письменному столу, заговорил в своем обычном тоне.
– Вчера звонил министр, - сообщил Шпак.
– Там, - обер-штурмбаннфюрер поднял указательный палец правой руки куда-то вверх, - очень недовольны нашим решением относительно Алехина. И они правы. Что же получается: мы сражаемся с русскими на фронте, а в тылу один русский бьет всех немцев.
Шехтель внимательно слушал оберштурмбаннфюрера. Он мог бы сказать, что давно уже предлагал совсем иное решение, что он так и знал, что будут неприятности с этим Алехиным, но предпочел лучше помолчать.
Шпак сел за письменный стол и принялся перебирать принесенные Шехтелем бумаги.
– Вот смотрите: этот русский буквально разгромил всех немецких шахматистов - Земиша, Юнга, Рихтера. Мы говорим о величии немецкого народа, а что же получается? Позор! Можно представить, как все над нами смеются.
Шехтель продолжал смотреть в лицо Шпака, все еще не решаясь предложить вернейший выход.
– Майн готт! Вот еще. Ну, это уж совсем ни к черту не годится! Один Алехин одновременно играет против семидесяти пяти немецких офицеров. Правильно я понял?
– спросил Шпак.
– Так точно! Согласно приказу фюрера о внедрении культуры среди командного состава армии, - доложил Шехтель.
– Нечего сказать, внедрили! Две ничьих, остальные проиграли. Хороша культура!
– издевался Шпак.
– Знаете что, ушлите-ка его куда-нибудь подальше.
– Алехин просит визу в Испанию, - сообщил Шехтель.
– Хочет ехать в Америку играть матч с Капабланкой.
– Капабланка умер год назад, - язвительно сообщил Шпак, насмешливо посмотрев в лицо подчиненного.
– Это к вопросу о внедрении культуры.
– Так, может, разрешите выдать визу?
– спросил Шехтель, пропустив мимо ушей замечание начальника.
– Да, и немедленно. Пусть едет к… - промычал Шпак. Все было уже решено, можно было идти, как вдруг Шехтель остановился в оцепенении. Эта суматоха совсем выбила его из колеи. Как он мог забыть, ведь ему только вчера звонили о новом выступлении чемпиона. На послезавтра назначен сеанс Алехина, уже повешены объявления, вызваны люди. Собираются лучшие шахматисты немецкой армии. Что делать? Если отменить - будет большой скандал. В то же время этот приказ Шпака выдать визу. Ну и положение!
– Разрешите обратиться, господин оберштурмбаннфюрер, - решил после долгой паузы Шехтель.
– Есть одно дело… я не знаю, как лучше его решить.
–
– Ума не приложу, что лучше: играть или отменить сеанс?
К его удивлению, Шпак спокойно выслушал сообщение.
– Сколько вызвали людей?
– спросил он.
– Тридцать человек из всех частей.
– Опять он побьет всех? Опять будет разгром, - не то спросил, не то высказал свое мнение Шпак.
– Ну, уж нет! На этот раз наши постарались, - разъяснил Шехтель.
– Собрали все лучшие силы, привлекли местных чемпионов. Потом мне рассказали еще об одном обстоятельстве. Алехин только что вышел из госпиталя в Праге. Чудно - в пятьдесят лет заболел скарлатиной! Еле живой выбрался, газеты уже сообщали о неизбежной смерти. Понятно, сейчас он в плохом состоянии и играть хорошо не сможет.
Шпак задумался, затем сказал:
– Хорошо, проводите сеанс. В последний раз! Но только учтите: вы отвечаете за все! А визу Алехину все-таки дайте. Вообще-то, будет даже неплохо, если перед отъездом наши парни как следует его поколотят.
Обрадованный Шехтель быстро собрал документы и поспешил уйти из кабинета. А вдруг начальство передумает! Но у самой двери он обернулся.
– Как давать визу Алехину, господин оберштурмбаннфюрер, одному или вместе с женой?
– спросил он Шпака.
Тот всего несколько секунд оставался в раздумье.
– Одному, - приказал он.
– Пусть жена побудет у нас, - так спокойнее. Да она и сама не очень хочет уезжать отсюда, - добавил Шпак.
– Мне докладывали: ее больше беспокоит дом в Дьепе.
Алехин, прищурившись, рассматривал своих противников в сеансе. Кого только не было в зале - все рода войск, все чины. Даже один генерал сидел за шахматной доской. А позади играющих - зрители, тоже военные, но низших чинов. Пришли посмотреть, как будет сражаться начальство с чемпионом мира. Ни одного штатского - им запрещено присутствовать на армейских праздниках.
Царила напряженная тишина. Военные о чем-то тихо переговаривались друг с другом, бросали любопытные взгляды на Алехина. Чемпион мира был сегодня в отличном настроении. Только что Шехтель сообщил ему о том, что получен приказ выдать ему визу в Испанию. Наконец-то! Можно уехать отсюда, поехать в Аргентину. Жаль, конечно, что не разрешили поехать Грейс, по она что-то молчит, не отвечает на письма. Может, что-нибудь плохо с домом в Дьепе? Ничего, устроюсь сам, потом можно будет вызвать и Грейс».
Близилось начало сеанса. К Алехину подошел чех Каличка, привезший из шахматного клуба комплекты фигур и помогавший в организации сеанса. Он отвел Алехина в сторону.
– Случайно я слышал сейчас разговор Шехтеля по телефону, - сообщил он чемпиону мира.
– Видимо, с каким-то начальником. Против вас, оказывается, подобрали очень сильный состав. Шехтель хвалился: собирается напоследок устроить вам разгром.
– Вот как! Самый сильный состав. А вы знаете кого-либо из сидящих?
Каличка осмотрел ряды участников сеанса.