БЕЛЫЕ И ЧЕРНЫЕ
Шрифт:
Вынув из кармана блокнот, он переписал расположение фигур и направился в соседнюю комнату. Здесь он внимательно смотрел на Алехина со всех сторон, пытаясь заглянуть ему под полу пиджака, в карманы. Наконец он обратился к чемпиону мира.
– Вы меня простите, герр Алехин, - сказал немец.
– Я девятнадцатая доска. Не могли бы вы сказать, каково мое положение.
– Неважное, хотя внешне все выглядит благополучно, - улыбнулся Алехин.
– А можете вы сказать расположение моих фигур?
– Пожалуйста, - согласился Алехин, и быстро
– Хватит, хватит!
– поспешил остановить чемпиона летчик, едва успевавший следить по бумажке за речью Алехина.
– И вы можете это сделать на всех тридцати досках?
– Да, - ответил Алехин.
– Это феноменально!
– невольно восхитился немец.
– Скажите, господин Алехин, откуда у вас такое искусство игры?
– С потолка, - буркнул Алехин, которому этот рыжий мешал думать.
– То есть… как это?
– растерялся немец.
– Очень просто. Однажды я прибил над своей кроватью на потолок шахматную доску. Каждое утро и каждый вечер я разбирал на ней партии безо всяких фигур. Вот и научился.
Немец растерянно глядел в глаза Алехина, не понимая, шутит он или говорит серьезно. Наконец, поблагодарив Алехина, он отправился к своей доске. Тотчас к нему подошел Каличка.
– Вы играете на девятнадцатой доске?
– спросил чех.
– Я, - ответил летчик.
– Я уже был у вас, вы уходили, - произнес Каличка.
– Алехин играет ферзем на же-семь и объявляет вам мат в три хода.
Немец схватился за голову под дружный смех соседей и зрителей.
– Проверил!
– заливались офицеры.
– Вот тебе и механизм! Мат в три хода!
– Пятая доска прекратила сопротивление, - сказал Каличка Алехину, войдя к нему в комнату.
– Вы видели, какой интересный эндшпиль был в этой партии, - радостно сообщил чеху чемпион мира.
– Точно такое же окончание я выиграл у Романовского в Петербурге тридцать лет назад. Только там черная пешка стояла на а-шесть. Любопытный эндшпиль, жаль, что немец защищался не лучшим образом.
– Вам что-нибудь нужно?
– спросил чех.
– Да, Каличка, будьте любезны, кофе. Потом, еще одна просьба. Достаньте мне несколько сигарет. Я опять забыл портсигар. Проклятая память!
Вновь потекли часы игры, не прерываемые особыми происшествиями. Часов через пять Алехин выиграл десятка два партий, в трех игра закончилась вничью. Оставалось всего несколько досок. Вокруг них столпились любопытные и те, кто уже кончил игру. Эти подсказывали больше всех: не сумев победить в собственной партии, они прилагали усилия, чтобы показать свою силу в партиях соседей.
Вдруг в одном углу в одной из партий возникло бурное оживление. После длительного совещания с окружающими офицер, игравший на этой доске, заявил Каличке:
– Передайте господину Алехину: я играю ферзем на е-четыре. Ему шах и мат в четыре хода.
Каличка ушел в соседнюю комнату и тут же вернулся.
– Вы немножко опаздываете, -
– Чемпион мира в свою очередь объявляет вам мат в два хода.
И, передвинув белую ладью, Каличка защитился от шаха черного ферзя. В свою очередь от вскрытого шаха белым слоном защищал только один ход, да и то ненадолго.
Количество досок уменьшалось с катастрофической для немцев быстротой. Алехину теперь легко было играть небольшое количество партий, и он отвечал на ходы немцев значительно быстрее. Вскоре осталась всего одна доска, на которой играл генерал. Он, по- Видимому, понимал шахматы лучше других, кроме того, ему помогало больше всего советчиков. Делая ход, он поучал окружающих, высказывал глубокомысленные, на его взгляд, суждения о шахматах. Но вскоре и его позиция стала безнадежной, и он сказал Каличке, что сдает партию.
В зале появился усталый, но довольный Алехин. Он подошел к Каличке, все еще стоявшему около доски генерала. Немец воспользовался случаем, чтобы как-то оправдать перед низшими чинами свой проигрыш.
– Я грубо ошибся, - сказал генерал Алехину.
– Сыграй я…- генерал посмотрел на бланк, где он записывал ходы, - сыграй я ферзем на дэ-пять вместо эф-пять, вам было бы плохо.
– Вы так считаете?
– спросил Алехин.
– Это элементарно!
– продолжал генерал.
– А тут что ж, - показал он на свою позицию, в которой сдался.
– Моя позиция безнадежна. Летит ферзь, я сдался во время.
Алехин присел на стул напротив генерала.
– Хорошо, - решительно произнес он.
– Вы говорите, безнадежна. Играйте.
И он перевернул на сто восемьдесят градусов доску. Теперь ему достались черные фигуры. В положении, где немец сдался, Алехин сделал хитрый ход конем. Выяснилось, что ферзя брать нельзя, в этом случае белые получили бы мат. Генерал схватился руками за голову. Ничего себе положение! Такой срам - сдался в позиции, где еще можно было сопротивляться. Он долго думал, выискивая способ победить, доказать этим свою правоту и неправоту Алехина. Но что он мог сделать против такого шахматиста. Прошло три хода, четыре, и теперь уже позиция белых стала незащитимой. Алехин, взявшись за безнадежное дело, одержал верх.
– Сдаюсь, - пролепетал генерал.
– Неизбежен мат в два хода.
– Играйте, - приказал Алехин, вновь перевернув доску и взяв себе белые фигуры. Умелым ответом он ликвидировал угрозы неприятеля - мата не получалось, - и затем в несколько ходов сам заматовал черного короля. Офицеры, стиснув зубы, чтобы не рассмеяться, следили за посрамлением самоуверенного начальника.
Было уже темно, когда Алехин и Каличка вышли на улицу. Молча они прошли несколько кварталов, затем чех сказал:
– Мне сюда, господин Алехин, - показал он направо.
– Здорово вы играли!