Белые камелии
Шрифт:
— Только не сердись на меня, но… если я умру…
— Чес! — прикрикнул на него Константин, гневно сверкнув глазами.
— Джон, дослушай! Если я умру (а умереть можно всегда, поверь), то… положи мне на могилу небольшой букетик камелий… — Креймер улыбнулся, — белых полумахровых камелий. Они мне не нравятся, не подумай, просто это моё маленькое желание… — интонация наконец становилась спокойной, глаза закрывались. — Когда моя мать умерла, отец принёс на её могилу камелий; когда скончался и он, настала моя очередь положить букетик этих цветов на его бедное место на кладбище. И, если что-то вдруг случится со мной, и ты не поскупись — купи в память своего верного водителя немного этих цветов…
— Креймер, ты сошёл с ума! Какая смерть, какая могила? Ты жив и будешь жить. Я
— Послушай, я тебя вытащил из того Ада, который там творился, и не допущу, чтобы ты подох, понимаешь? — Он выпрямился. — И я не то чтобы волнуюсь, нет! Я… Это моё маленькое желание. — Чес усмехнулся.
— Ну не сердись, Джон, прошу. Я же так… на всякий случай предупредить. Я и не собираюсь умирать. Потому что ты… потому что ты так мило волнуешься, — он улыбнулся и поймал ускользнувшую от него руку Константина. Тот удивлённо глянул на него и хотел было что-то сказать, как дверь отворилась во второй раз и медсестра сказала, что ему пора уходить. Она изумлённо посмотрела на очнувшегося Чеса, но ничего не сказала.
— Я пошёл, Чес. Постараюсь приходить каждый день. О нашем уговоре помню… — добавил он многозначительно, видя готового спросить собеседника. — Всё помню и сделаю. Ты главное отдыхай и больно не разговаривай, — потом он обратился к медсестре: — Пожалуйста, не давайте ему много болтать — он это любит, — Константин вновь перевёл внимательный взгляд на Креймера, нехотя вытащил его ладонь из своей и каким-то странным, неожиданно смягчившимся голосом произнёс: — Ну, бывай, Чес…
— А ты как ребёнок, Джон… — очень тихо, так, чтобы его услышал только он, произнёс Креймер, кинув на него быстрый нежный взгляд и наперёд зная, что тот поймёт. И Константин понял, нагло усмехнувшись, и последний раз коснулся его ладони. А потом вышел как можно быстрее, стараясь не оглядываться назад, ведь знал, что тогда точно никуда не уйдёт — взгляд парнишки его остановит.
Уже в коридоре он ещё раз сказал спасибо девушке и спросил, можно ли будет пройти также завтра. Она, смеясь, ответила, что конечно можно, только все сказанные ею правила должны остаться в силе. Ещё прибавила, что весьма удивлена, как это ему удалось вывести пациента из столь бессознательного состояния; Джон лишь пожал плечами и, улыбнувшись, поплёлся домой. На самом деле, он был немного огорчён присутствием мыслей о смерти в голове Чеса, однако потом успокоил себя, подумав, что это, может быть, даже нормально для него после случившегося. Потрепало Креймера, конечно, хорошенько, так что уж не должен удивлять его некоторый пессимизм; он хотел думать, что это скоро пройдёт. Джон был одновременно и изумлён его желанием сказать всем, что он умер, и вместе с тем опечален по поводу его невесёлых мыслей и обрадован вообще состоявшейся встречей, ведь, если честно, думал, что навряд ли застанет Чеса очнувшимся. Короче, двоякое было впечатление от похода.
Но больше Джон был, конечно же, несказанно рад. А сорт камелий напрочь позабыл — это ему совсем не нужно.
========== 3 ==========
Тот, кто доверяет нам, воспитывает нас.
Т. С. Элиот ©.
Константин взял за правило ходить к Креймеру каждый день несмотря ни на что. Чес был же просто рад, рад слишком по-детски и наивно для своего возраста; Джону оставалось лишь улыбаться на эти слишком искренние чувства парнишки. День ото дня тому становилось лучше, но встать он смог лишь через пять дней после первой встречи с Джоном. Наконец и дружки Креймера активизировались и стали звонить Константину как последнему, кто им мог бы помочь. А тот и знал, что к нему обратятся в последнюю очередь… ибо кто он вообще Чесу? Никто его среди друзей знать не знает, а если и знает, то лишь как постоянного клиента их друга. В принципе, это вообще не трогало Джона — ему часто было плевать на мнение окружающих, — но в чём-то, в свете последних событий, это казалось лишь немного, но всё-таки обидно. Впрочем, это слишком глупые и детские размышления и обиды; он откинул их давно.
Честно
Его мысли прервал ставший привычным голос медсестры: она возвестила о том, что можно войти к больному. Чеса теперь можно было посещать официально, но Джон едва переучил себя не подходить к чёрному входу — воспоминания оказались слишком сильны. Ему тогда безумно нравились запретность, кратковременность и непредсказуемость их встреч; хотя в теперешнем положении можно было с лёгкостью просидеть часа два-три. Креймер уже даже вставал и мог немного гулять, но, естественно, с костылями. Он не раз спрашивал у Джона, останется ли он калекой — уж слишком ему надоело передвигаться со скоростью черепахи и казалось, что такое будет мучить его на протяжении всей жизни. Константин подшучивал над ним, хотя и понимал тяжесть его положения: всё-таки кроме ноги у него была сломана ещё и рука. Он старался ему помогать при хождении — вскоре Креймеру разрешили выходить из набивших оскомину палат на свежий воздух, в парк рядом с больницей. Там было светло, чудесно и довольно красиво.
На такую прогулку рассчитывал сегодня Константин, торопясь к Чесу (правда, гулять больному разрешалось при его травмах недолго — всего полчаса). Наконец зайдя к нему в палату, он как обычно улыбнулся: Креймер уже сидел на кровати и ждал его. Так как никакой одежды у него не было, кроме как порванной и окровавленной с того дня, Джон привёз ему из дома другую, какую нашёл: впрочем, и её было не так много.
— Уже готов?
— Да, — Чес улыбнулся своей фирменной, тихой улыбкой. — Кстати, привет. И ты сегодня рано.
— Да уж, привет, — Джон ухмыльнулся, остановившись в дверях. — А чего время тянуть? Тебе сегодня, кажется, можно погулять и чуть больше… как-никак, выходной.
Заговорщическая улыбка появилась на губах обоих; Креймер начал привставать, Джон ему помог и подал костыль. Тот виновато улыбнулся и понурил голову — он стал так часто делать в последнее время, и Константин не мог знать причины такого поведения. Если ему стыдно, так за что?.. Нет, всё-таки Джон искренне не понимал.
— Как сегодня погода? — поинтересовался Чес, когда они вышли в коридор.
— Облачно, прохладно, но в общем хорошо. Всё-таки осень на дворе — тепла ожидать не стоит, — заметил он, пожав плечами. — Но вроде дождя не обещают. Как знать…
— Обо мне кто-нибудь спрашивает? — резко перебил Креймер, вдруг опустив до ужаса посерьёзневший взгляд; Константин мельком и с удивлением на него посмотрел и ответил:
— Есть такое… впрочем, сейчас расскажу…
— Не надо! — вдруг резко перебил он, вскинув голову и горящим взглядом посмотрев на него. — Не надо… не надо, я потом сам увижу, кто придёт. А ты говори им только лишь то, что мы с тобой обговорили, — Чес заволновался, это было видно — взгляд его опять потух и опять беспокойно стал искать что-то на полу, на щеках появились два нездоровые красные пятна, слишком выделяющиеся на фоне резко побледневшего лица, а губы немного задрожали. Джон был теперь крайне изумлён, но докапываться не стал, лишь кивнул.
— Хорошо, Чес… только что ты хочешь этим добиться, я не понимаю?.. — Между тем они вышли из холла на улицу: было действительно пасмурно, дул пронизывающий ветер, но в основном было ничего так, сносно. Креймер остановился прямо на крылечке и развернулся к нему: глаза его глядели серьёзно как никогда.
— Джон… — веки его полуопустились, — Джон, я же сказал, что в своё время ты обязательно узнаешь. Но не сейчас, не сейчас, пойми…
— Ладно-ладно, чёрт с тобой, Креймер. Мне всё равно, что им говорить, — начал Константин, не спеша спускаясь по ступенькам; Чес пошёл по другому, более пологому пути. Когда они спустились и отправились по тропинке, он продолжил: