Белые лодьи
Шрифт:
— Знаю, что хорошо… Но один огонь мы уже устроили, а сейчас сделать то же самое в нашем положении — значит выдать себя с головой… — Доброслав позвал Бука, почесал ему за ухом и вскочил на коня. — Поехали… Тут, знаю, селение совсем недалеко, придут люди, увидят и погребут их в пламени…
Всхрапнули лошади, когда взяли в галоп. Бук молча выбежал снова вперед. Недалеко проухал филин, и раздался леденящий душу крик потревоженного черного грифа. Кто потревожил?.. Может, там, где устроился он на ночь, упало подгнившее дерево или рысь, бросившись на жертву, обитавшую рядом, вспугнула птицу-стервятника.
Теперь гриф
«Надо было бы сжечь трупы, — прислушиваясь к затихающему крику черного грифа, подумал Доброслав. Он представил на миг, как мощными когтями рвет человеческое мясо жадная до падали птица, и что-то похожее на укор совести пронзило сердце. — Но вернуться уже нельзя… И вообще, нужно меньше поддаваться чувствам. До конечной цели нашего путешествия далеко, а по дороге встретится и не такое… — решил про себя Клуд и оглянулся на своего друга. — К тому же я не один…»
Дорога опять раздвинулась, и, как в начале пути, они теперь скакали бок о бок. Мелколесье не кончилось, луна хорошо светила под ноги, страсти сами собой полегоньку улеглись, и друзья уже смело нырнули под густые кроны деревьев, образующие темную пещеру. Тут перешли на шаг — лошади во тьме могли споткнуться о толстые, переплетенные корневища или напороться на острые сучья упавшего поперек дерева.
— Гля, — Дубыня толкнул в плечо своего друга, — смотри вправо!
Повернул голову Доброслав и увидел вдали меж деревьев желтоватый огонек, вытянутый кверху, как пламя фитиля в плошке с бараньим жиром.
И не успели обменяться мнениями после увиденного, вдруг что-то мягко сползло сверху и окутало их с лошадьми и Бука.
«Сеть!» — промелькнуло в голове Доброслава. Он выхватил нож, чтобы прорубить лаз, но тут с воплем «Попались!» бросились на них лесные люди, вмиг повалили на землю и туго связали.
Труднее было справиться с Буком. Тот раза два куснул через сеть кого-то за ляжку; взвыл благим матом тать, весь заросший волосами, словно куд чащобный, но пса тоже скоро скрутили веревками, а на морду надели мокрую вонючую рукавицу, принадлежащую пострадавшему, наделавшему в штаны от страха и боли. А рукавица-то его была привязана сзади, — вот теперь эта вонь и ударила в нос Буку, да так, что он разом задохнулся еще и от бешенства…
«Праздник воли, кажется, кончился», — подумал Дубыня, когда их перекинули, будто мешки с мукой, через крупы лошадей и повезли. И сразу отметил зорким глазом парилы (который завершает конечное дело выпарки соли), что повезли их к тому самому огоньку, похожему на фитильное пламя…
«Неужели конец? — раздумывал и Доброслав. — Кто эти люди?.. И как обидно, что обрывается наш путь, почти не начавшийся… Родослав, Родослав, знать, и вправду плохим ты стал колдованцем [86] , а уж ведуном тем более, если, предсказав, что я найду Мерцану, не смог почуять нашей близкой смерти… Действительно угасли разум твой и очи твои… — И тут его мысль порхнула в другую сторону? — Неужели эти заросшие волосами разбойники-кметы и порешили тех несчастных, которых мы не предали священному огню?.. А может быть, как раз боги и карают нас за то, что не справили обязательный в таких случаях обряд погребения?!»
86
Колдованц —
Тут послышались крики, несколько всадников появились из-за густых деревьев и окружили пленников. Дубыня приподнял голову, чтобы разглядеть прибывших, но получил по заду удар кнутом.
— Лежи! — крикнул звероватого вида мужик в треухе, похожем на хазарский. — Твое дело лежать… А если батька Еруслан захочет, то и повесим.
«Кажется, свои, русы… Слава богу! Знать, этот батька Еруслан у них за главного… Скоро увидим», — подумал Доброслав и сплюнул на дорогу.
Дорога и привела скоро их всех к костру. Клуда и Дубыню, связанных по рукам и ногам, брякнули на землю возле наломанных сухих веток.
— Вот, взяли сетью… Скакали куда-то, — обратился к костровому, как показалось Клуду, низкорослый, в бараньем колпаке, с красными глазами под узким лбом разбойник — он-то и сидел в засаде и, кажется, первым и сеть накинул.
— Кто такие?.. А это что за зверь? — поднимаясь от костра и показывая в сторону Бука, спросил тать, к которому обращались. Был он высоким, с широкими, сильными плечами, с ясными голубыми глазами, длинным носом и крутым бодбородком, — его красивое лицо даже не портил шрам, пересекавший лоб и правую щеку.
— Это пес у них… Да сдается мне, волк… Злющий, гад, и не лает… — затараторил мужичок, который в штаны наделал, когда его куснул Бук.
Дубыня ворохнулся, сказал, чтоб развязали их. Он лежал на земле ничком, и ноздри его ел вонючий дым, который застревал в сушняке.
— Отчего же не развязать?! Можно. И пса высвободим, токмо скажите ему сидеть смирно, — сказал, улыбаясь, высокий, со шрамом.
С Дубыни первого сняли путы. Он сел, широко расставив на земле ноги, поднял глаза и обалдело уставился на отмеченного ножом или мечом разбойника. «Да как же сразу-то я его не признал? Шрам… Да, шрам, но он всего лишь малость изменил лицо… Еруслан… И имя… Точно, он, Еруслан…» — промелькнуло в голове Дубыни.
— Еру-у-слан, — растягивая слово, произнес солевар и тут же воскликнул: — Да ты ли это?! Живой!
— Кто такой? Не помню, — шагнул к Дубыне высокий тать и пристально вгляделся в его лицо. — Постой… Постой… Парила Дубыня… Так?
— Так, Еруслан. Он самый. Бывший парила… Как и ты, вижу, бывший засыпщик соли, А это мой друг. — Дубыня показал на Клуда, растиравшего после ремней онемевшие кисти рук.
Бук, с морды которого сняли вонючую варежку, о наслаждением вдыхал дым лесного костра и стоял как вкопанный, повинуясь приказу хозяина, возле его ноги.
— Доброслав, помнишь, я рассказывал тебе о солеваре, который порешил рожнами тиуна-ромея и его телохранителя, превратив их тела в рехи?.. Так это он и есть — Еруслан… Мы с ним и отцом Лагира работали вместе… Еруслан, ты не забыл сына старого алана?.. — спросил Дубыня.
— Лагир… Да, значит, Лагир, которого взяли в солдаты. И когда в мой дом пришла беда, я скрывался у его отца, а потом ударился в бега. А теперь вот — командую лесными татями…
— Еруслан, это твои люди несчастных зарезали, а тела их, одетые в саван, выставили напоказ, прислонив к кустам и деревьям?..