Белые шнурки
Шрифт:
Это был первый действительно массовый процесс с участием скинхедов в регионе, и усилиями Чеки, который как раз успел сесть за свой эпизод, и активно давал показания, в деле было около 15 фигурантов возрастом от 12 до 20 лет. Сроки эта публика получила весьма серьезные: по группе Адольфа самый тяжелый приговор был по-моему 17 лет, а сам он получил 10 полностью раскаявшись и признав вину, то есть сидит он все еще, как и большинство его соратников. Величина сроков объясняется тем, что за группой тянулся длиннейший хвост уличных преступлений.
Но возник вопрос: как из деятельности Адольфа сделать именно политическое преступление? Грабили они бессистемно, да и убили по сути случайно. Камуфляж и бритую голову к делу не пришьешь, и заинтересованные лица воспользовались адольфовской
С. по этому поводу ругался матерно, но, обсудив ситуацию под коньяк, мы пришли к выводу, что осуждать мать покойного все-таки не будем.
Преступление попало во всевозможные списки и календари экстремистской преступности, но у меня большие сомнения в том, что Адольф и его друзья вообще пригодны для помещения их в список экстремистов.
Откуда вообще берутся такие как Адольф, Чека и отчасти П.? Как правило начинается их история с того, что некий гопник обнаруживает, что никто его не уважает, девочки не дают а сверстники смеются. В такой ситуации для изначально агрессивного и примитивного создания неуловимые правые банды, овеянные легендами и обильным кровавым следом, становятся отличным примером для подражания. Даже откровенно гопнические в те годы «Зибеншток» по сравнению с Адольфом являли зрелище весьма благообразное, а бойцы и лидеры таких формаций в молодежной среде были всегда успешны. Их не особенно любили, но всегда боялись. Сейчас той же бедой страдает околофутбол, когда множатся по окраинам «молодые фирмы без названия» на паленом китайском Лакосте и белых тапках.
Преступность Адольфа, Чеки и некоторых прочих граждан носила явно подражательный характер. Из лексикона моего отца хорошо помню термин «собачьи бригады», которыми он называл идущих к успеху в 90-е реальных пацанов, строившим свою жизнь с успешных бандитов. Им принадлежали масса бессмысленных и жестоких действий, а финалом становилась пуля или камера. Так вот, как нормальные ОПГ никогда не признавали беспредельщиков, так и праворадикальная среда скорее отторгала таких как Адольф, потому что на моей памяти из этой публики никто в итоге не поднялся. Если в принципе правая среда является очень неплохой школой жизни, то существование таких формаций как у Адольфа точно являлось путем в один конец. Даже случайно оказавшиеся рядом с ними люди имели все шансы получить длинный срок.
Из личного общения с подобной публикой, а его хватало, вынес для себя два простых правила. Во-первых чтобы не разделить судьбу Андрея нужно было ставить себя так, чтобы боялись сильнее тебя, а не их. Для этого нужно иметь возможность и при малейшей необходимости применять окрик, силу, нож и помнить, что то, что ты юрист, никак не может тебе помочь в случае конфликта. А во-вторых, лучше всего при общении с подобными работает принцип «бей своих чтоб чужие боялись», то есть идеальным вариантом является например превентивно применение пиздюлей к данному контингенту. Не могу сказать что тюремно-армейский стиль общения с аудиторией сильно способствует профессиональному росту, но выученные тогда приемы и средства коммуникации сильно выручают меня в конфликтных переговорах и по сей день, когда собеседники включают режим «по понятиям».
* * *
Чтобы попрощаться с большинством героев этих сюжетов, расскажу еще одну короткую историю про моего первого клиента П.
Той осенью, когда активно взялся за специфическую уголовно-правовую практику, моя будущая супруга подрабатывала в рекламном агентстве промоутером, поскольку ее Институт прокуратуры иные формы трудовой деятельности
И вот однажды ее постигла традиционная для промоутеров участь: ей отказались платить. Сумма была не большая, но и не маленькая, несколько тысяч рублей. Агентство было то самое, где я когда-то пробовал работать супервайзером. Заведовала им отвратительного вида свинообразная девушка лет 25, со страшностью которой могла конкурировать только ее жадность. Сказать по правде мысль идти с ней ругаться мне не нравилась совершенно.
Я как раз грустно обдумывал свои коллекторские действия, когда ко мне во двор зашел П.
– что-то обсудить по поводу своей Оли, которая отмечала месяц в женском СИЗО на Елизавете. После того, как П. вышел из тюрьмы, изменился он сильно. Чуть раздался в плечах, покрылся немыслимым количеством наколок на видимых частях тела, причем преобладали свастики и символика СС. Лицо его утратило всяческие намеки на детство, и приобрело устойчивую печать мест не столь отдаленных. Речь, и ранее состоявшая из мата, после полугода с малолетками в камере стала очень яркой и образной, а бугристый лысый череп приобрел несколько заметных шрамов. Одеваться он стал гораздо лучше чем раньше, и теперь камуфлу и нашивкам предпочитал черный бомбер, когда-то голубые джинсы и не первой молодости тяжелые ботинки. С рук не сходили шрамы на костяшках, а движения приобрели характерную резкость. Тюрьма удивительным образом в целом пошла на пользу П., сделав из него именно того, кем он хотел быть — скинхеда-пехотинца.
Обсудив с П. положение дел с Олей, я вдруг понял, для чего мне сегодня пригодится П. И отправились мы с ним в рекламное агентство, выручать Любочкины деньги.
Под дверью в большом офисном здании была длинная очередь из подростков, желавших трудоустроиться. Девочки страшно хотели понравиться, мальчики — казаться старше, чтобы их взяли, а П., угрюмо окинув взглядом сборище, метко плюнул в плакат с рекламой, и неторопливо продолжил рассказываемую им историю: «Ну, и вот, бля. Откинулся я в октябре, и со справкой к директору школы — возьмите в 11 класс, бляди!!! А она мне сучка — иди, типа, откуда пришел. Спалю этот ебаный гадюшник а ей брюхо вспорю, и похуй что сяду — в доме тоже люди живут.». Вокруг нас народу стало сразу гораздо меньше, и как-то так вышло что в очереди мы сразу стали первые.
Когда мы зашли вместе, директор агентства даже не стала на нас смотреть, автоматически приняв нас за очередных соискателей до промоутерства. Но тут я напомнил ей про долг, и как загорелись ее поросячьи глазки! Мгновенно преобразившись из мирной свиньи в дикую, она буквально поперла на меня с многочисленными обоснованиями того, как она не будет платить, когда я сделал ей предложение от которого она не смогла отказаться.
— Или будут деньги, или я уйду, а ОН — останется.
П. в эту секунду понял свою значимость, и так как справедливо считал что он мне обязан, как умел вступил в диалог на моей стороне.
— Значит так, сука бля! Я сначала тебя вскрою, потом говно твое в окно вышвырну (а из угла печально смотрела оргтехника и промоматериал), потом тебя, а потом, сука, за это сяду, и мне похуй, бля, потому что девочка моя на тюрьме надолго еще!!! Вызывай мусоров, сука!!! Вызывай, блядина!!! — Последние слова П. буквально орал, распаляя себя классическим образом, каковой блатные называют «попер буром».
Чуть осадив П., я ласково сказал директорше, ставшей светло-серого цвета и уменьшавшейся в размерах ровно в четыре раза, несколько слов. Женский коллектив рекламного агентства и три с половиной пидороватых юноши и вовсе растеклись по стенам.