Белые витязи
Шрифт:
Возвращаясь назад в тумане, мы чуть не заблудились. В нескольких шагах от себя ничего видно не было. Благодаря этому обстоятельству в руки наших солдат попалась турецкая кухня, которую везли с запасами варёной фасоли на позицию. Турок-возница спокойно приехал в наш отряд и давай кричать на солдат, чтобы они посторонились. Заметив ошибку, он было задёргал вожжами, чтобы повернуть лошадей, но его уже обступили со всех сторон и с громким хохотом приступили к исследованию турецких котлов.
XVII
Сыро
Ему, впрочем, спать не пришлось. Поминутно он вставал и обходил позицию.
Раз даже сам взялся за лопату и показал, как нужно обминать верх бруствера.
— Вот видите, — обернулся он ко мне. — Изучение сапёрного дела и пригодилось.
К полудню уже нельзя было узнать траншею. Внутри широкий ход. Трое могут идти рядом. Бруствер высок и толст настолько, что в середине его не пробьёт граната. Ружья лежат не на гребне бруствера, а в нарочно для того проделанных в нём отверстиях. Банкеты по брустверу всюду. На них под ружьём может стать целый полк. Самая траншея продолжена на версту и загнулась на правом и на левом флангах. Это египетская работа, сравнительно с малым временем, потраченным на неё. Тем не менее не довольствуются этим.
— Вдвиньте мне сюда батарею... Ради Бога, устройте поскорее для неё амбразуры и брустверы, чтобы завтра ночью мы могли уже приветствовать турок и отсюда гранатами... — торопит Скобелев Мельницкого, хотя солдаты сильно утомлены.
Мельницкий тоже устал до последней возможности, но сейчас же принялся за дело.
— Во сколько часов будет готово?..
— К полуночи.
— Нельзя ли поскорей… Я знаю, что, как только стемнеет, турки попробуют отнять у нас траншею... Встретить бы их картечной гранатой...
— Часам к десяти завтра постараемся...
— Какой унтер-офицер у вас будет заведовать работой?
— Митрофан Колокольцев.
— Покажите мне его.
Красивый сапёрный унтер-офицер был приведён к генералу.
— Это ты, голубчик, вчера под огнём рыл траншею?
— Я, ваше превосходительство.
— Ну, вот что, молодец. Если ты мне к завтрашней ночи кончишь батарею, а ночью перед нашим левым флангом выроешь небольшой ложементик, послезавтра я поздравлю тебя Георгиевским кавалером!
— Постараюсь...
— Ну, помни же...
— Коли не убьют — сделаю.
— А
— Слушаю-с...
— Уж если Колокольцев взялся — так всё будет сделано, — успокаивает волнующегося генерала Мельницкий.
Местность между нашей новоявленной зеленогорской траншеей и турецкими позициями представляет унылую полосу поблекших кустов, мелкого дубняка, сухой лист на котором падает при малейшем прикосновении. В нескольких пунктах высятся грушевые деревья, тоже совершенно голые. Этими деревьями стали пользоваться турецкие стрелки. Они забирались туда и сверху вниз прямо уже в траншее били людей, мнивших себя в полной безопасности. Наконец, это надоело нашим солдатам — они отправились на охоту «за дичью». Перепрыгнут за бруствер и подползают сквозь кусты к дереву. Только что турецкий стрелок наметит новую жертву в траншее и наводит на неё дуло своего «Пибоди», как из-за кустов гремит выстрел, и «дичь», ломая сучья, с глухим стоном падает вниз...
Вдоль траншеи вообще выросло уже много могил. Убитых зарывали тут же; читали над ними молитву, солдаты крестили свежевыкопанную яму — и затем от человека уже не оставалось ничего на божьем свете, ничего, кроме воспоминания да слёз в далёкой деревушке, где напрасно будет ждать семья своего радельца и кормильца...
Чем ближе подходил вечер, тем все становились беспокойнее. Офицеры постоянно выходили на бруствер, всматривались в сумерки, уже сливавшие дали в одну непроглядную мглистую полосу. Часовым было велено глаз не спускать с пространства перед траншеей. Унтер-офицерам приказано не спать и постоянно проверять часовых.
Скобелев несколько раз обошёл траншею.
— Отнюдь не стрелять, — приказывал он. — Лучше скажи... Подходят турки — только приготовьтесь. Чем они ближе, тем лучше. Дула держите ниже, чтобы по команде не бить ворон через голову, а прямо в неприятеля попадать. Без команды отнюдь не смей курка спустить никто. Вскочат турки на бруствер — тут-то и праздник, прямо на штыки их принимай... Не первый раз нам их бить, ребята!.. Ну, как ты станешь целить, если турки наступать начнут? — обращается он к часовому.
Тот взял прицел.
— Ну, в ворону и попадёшь. Вот как нужно!
И он показал ему.
— Пожалуйста, господа офицеры, объясните солдатам, как делать это, — добивался Скобелев.
Стрельба со стороны турок всё усиливается и учащается. Солдатам иной раз и хотелось бы открыть перестрелку, да начальство строго следит за этим. Нервы у отряда напряжены. Несколько беспорядочных выстрелов со стороны наших часовых, и все вскочат на бруствер для бестолковой трескотни, воображая, что турки вот-вот близко и готовится нападение. Турки тоже подхватывают — и пошла писать. В результате — лишняя тысяча зарядов, усталь и — раненые.
Когда совершенно стемнело, Скобелеву доставили обед в траншею, тут же согрели самовар. Туман всё густел и густел; шум шагов в траншее, говор замирали; зарево костров, разложенных тут, высоко отражалось во мгле осенней ночи. По этому отсвету преимущественно целили турецкие часовые...
Скоро стало очень холодно. Сидя на банкетах и опираясь спиной о бруствер, спали солдаты, точно на серой массе торчали серые выступы земляных горбин.
Впереди, по направлению к турецким позициям, в пятидесяти шагах ещё можно различить кусты и деревья, — дальше только огоньки выстрелов в расстоянии двухсот или трёхсот шагов обнаруживают присутствие неприятеля.