Белые волки. Часть 2. Эльза
Шрифт:
Он успел придержать ее за талию, и некоторое время ветер колыхал непримятые островки травы вокруг них, забывших обо всем на свете.
— Ты целуышься не как благородный, — прошептала Ласка, отстраняясь, облизывая свои мягкие розовые губы и по-кошачьи жмурясь. — Я славно тебе научыла.
Крис хотел продолжить, но она вывернулась из его рук и отступила с коварной полуулыбкой.
— Пойдешь со мной в тавырну? А то дождь скоро будыт.
Он мельком глянул на темнеющее, но чистое небо с россыпью звезд и серпом молодого месяца.
— Дождь? Вряд ли.
— У старой Геллы с утра ломилы косты, — со знанием
— Пойду, — он с удивлением ощутил в себе порыв идти за ней не только в таверну, а вообще куда угодно, хоть на край земли. После драки всегда хочется женщину, вспомнил он случайно услышанную где-то фразу. Может, поэтому его сейчас так тянет к Ласке?
— А ты, значит, за мной все это время ходила? — спросил Крис, когда они взялись за руки и неторопливо побрели прочь. — И сюда за мной пришла?
Ласка лишь беззаботно отмахнулась.
— Очень надобно еще за тобой ходыть. Свободныя я, куды хочу, туды хожу. Вот и подумала: дай гляну, ктой-то там с нашенскими на пустыре дрется? Ктой-то такой смелый? Чыстое любописство.
То, что она назвала его смелым, отозвалось приятным теплом внутри, но на "любописстве" он не смог не рассмеяться. Ласка опять надулась.
— Но ты ведь следила, — подколол ее Крис, — знаешь, что и к семетерию я ходил, и на площадь.
— Черезчур ты благородный, чтоб понимати, — отделалась она своей любимой фразой и умолкла.
Таверна, куда Ласка его привела, располагалась неподалеку от доков, и контингент тут собирался соответствующий: матросы с рыбацких сейнеров, портовые грузчики и кое-какой подозрительный сброд. Столы тут были дубовые, крепко пропахшие пивом и сельдью, а скамьи — им под стать, под потолком висела огромная тусклая люстра, на стенах красовались поднятые со дна ржавые якоря и остроги. За стойкой хозяйничал одноглазый детина в белом фартуке и повязанной на лысом черепе женской косынке.
Ласка чувствовала себя тут, как дома. Она потащила Криса в дальний угол, усадила за стол, а сама плюхнулась напротив, довольная, как слон. Детина подозрительно прищурился, глядя на него, сидящие за другими столами — искоса набычились, но Крис решил, что не станет обращать внимания на то, что ему тут не рады. Тем более, Ласка уже погладила его по руке в знак поддержки, а потом махнула детине, чтобы скорее нес выпить. Тот презрительно сплюнул на пол, но достал две высокие кружки и наполнил их густым темно-коричневым напитком из бочки.
Когда кружки стукнулись о столешницу перед Крисом, и белая пена плеснулась через край, сползая по запотевшим стеклянным стенкам, Ласка улыбнулась:
— Плати.
— Ты же вроде говорила, что угощаешь? — хмыкнул он, поглядывая на детину, сложившего свои могущие ручищи на груди и ожидавшего денег.
— Угощаю, — согласилась Ласка и подвинула к Крису кружку. — Вот. Угощайси на здоровье. И плати.
Она была неисправима. Крис заплатил за сидр, понимая, что глупо улыбается при этом, а Ласка вдобавок зашипела на него:
— Кто ж так деньги достает? Все ж видят, что ты прыссованный. По одежде их раскладывать надобно, а не в одным месте хранити. И доставать тихонечко, по мелкой купюре.
— Да всем и так понятно, кто я, — успокоил ее он. — Не волнуйся, я тебя в обиду не дам.
Ласка фыркнула,
— Нравится тебе здеся? — спросила она чуть позже, когда они заказали по второй, и таверна вместе со всеми посетителями начала медленно вращаться вокруг Криса, напоминая парковую карусель с деревянными лошадками.
Он обвел взглядом портовых, которые уже пообвыклись с его присутствием и перестали таращиться, вдохнул рыбный смрад и прислушался к монотонному гулу голосов, коверкающих слова как придется. На самом деле здесь пахло свободой, и говорили тут о свободе, и только теперь Крис начал понимать, что имела в виду Ласка, когда толковала ему о ней. Здесь он мог стать кем угодно: грузчиком или матросом, податься за океан вольнонаемником или же пуститься в путешествие до Нардинии с обозом контрабандистов. Он мог видеть мир не из окна кара, который везет его в школу и домой. Мог чувствовать жизнь во всем ее многообразии красок, мог даже сам придумывать себе новые жизни и проживать их, как лицедей в театре. А если надоест — он всегда мог вернуться домой и снова стать лаэрдом. Ведь свобода — это быть тем, кем хочется.
Это напомнило ему о мечтах, которыми он когда-то делился с Эльзой.
— Нравится, — только и сказал Крис, стараясь прогнать мысли о сестре и ее несвободе.
— Это потому что ты родилси не в том теле, — засмеялась Ласка, — тебе надобно было родитси свободным. — Она посмотрела на него, хитрая, как лисица, лукавая, как кошка, и добавила: — Но мне нравитси и то тело, которое у тебе есть.
Кровь мгновенно застучала у него в висках, и похлеще, чем перед дракой, но в этот момент за другими столами запели, и Ласка тоже подняла кружку и подхватила мотив:
— Когда в моря я уходил, была пузатой жинка,
Я год и два там проходил, мальца родила жинка,
Спустя три года вот он я — опять пузата жинка,
Так от кого ж ты понесла? — От святыго Матвея.
Она знала много похабных песен и пела их не хуже, чем рассказывала стихи про хрен, и на какой-то момент Крис все же забыл, что он — лаэрд. Они пели вместе под глухой перезвон тяжелых кружек, и таверна вращалась все быстрее и быстрее перед глазами.
Он понял, насколько пьян, когда они вышли на улицу. Ливень хлестал вовсю — кости старой Геллы не обманули. Крис сделал шаг, схватился за стену, чтобы не упасть, и ощутил, что мгновенно промок до нитки, а Ласка скинула туфли, прыгала босиком по лужам и хохотала, как сумасшедшая. Он смотрел, как движется ее грудь, как мокрая юбка прилипает между ногами, и то ли пьянел еще больше, то ли просто терял рассудок.
Его карманы были пусты, но на этот раз она не брала его денег — он спустил их сам, все спустил на ветер. Детина в косынке на прощание едва ли не побратался с ним, и те, кого он угощал выпивкой, поднимали за него тосты. И никто, ни единая живая душа не вспомнила, что он не принадлежит к их миру. Миру, в котором монеты работали правильно, и исправно, и просто, очень просто, так что Крису не приходилось ломать голову, сработают они или нет. И законы этого мира оставались для него простыми и понятными.