Белые волки. Часть 2. Эльза
Шрифт:
Ласка схватила его за руку и потащила в наполненную косыми струями дождя темноту. Они пробежали мимо речного порта к причалам, а оттуда — в самый дальний конец пристани, пока не забрались в какую-то смотровую беседку, украшенную барельефом и колоннами на дарданийский манер. На воде шум дождя казался еще сильнее, гремели водостоки и скрипели снастями парусные яхты, стоявшие на якорях, но под крышей беседки было сухо, хоть и достаточно прохладно из-за отсутствия стен.
Одним движением Ласка сорвала с себя легкую блузку, стянула с бедер юбку и сняла белье. Она разбрасывала одежду куда попало, волосы стали темно-красными, как ядовитые змеи, и липли к ее плечам и
— Это тебе тоже понравытся, — пообщала Ласка и оседлала Криса, встав коленями на скамью. Вся она была холодной и мокрой от дождя, а внутри оказалась тоже мокрой, только очень горячей. Он погрузился в нее до конца, не встретив никакой преграды, и от этих ощущений земля ушла из-под ног.
— Нравытся? — она плавно двинула бедрами, заглядывая ему в лицо, и улыбнулась, когда он смог только застонать в ответ. — Прыятно?
Капли дождя летели на них с каждым порывом ветра, блестели на щеках и губах, сползали вниз по ключицам. Непогода надежно укрывала от чужих нескромных взглядов. Ласка откинула голову, сама похожая на бурю в своей искренней страсти, ее живот плотно прижался к его животу, еще раз, и еще раз, и еще. Крис схватил и стиснул ее бедра, не позволяя вырваться, насаживая на себя и хватая ртом ее соски, ощущая, что нет больше шума и холода, а есть только она, его Ласка, со всей ее необузданной дикостью и неподдельной лаской. Она обвила его шею тонкими белыми руками, выгнулась, рвано двигаясь на нем, и только изредка шептала:
— Ниже… а теперича выше… а теперича губами… сильнее… глубже еще… да-а-а…
И Крис любил ее на пределе сил, на пределе возможности. Губами, и пальцами, и языком, и всем телом. Он зарылся лицом в ее мокрые волосы, содрогаясь от каждого толчка семени, которое выплескивал в нее, а потом она со вздохом обмякла и сползла ему на грудь, и в этом тоже имелось свое удовольствие — нежно обнимать друг друга после того, как было хорошо вдвоем.
— Мне очень понравилось, — прошептал Крис в ее мягкую влажную макушку.
— Ты и трахалси не как благородный, — Ласка тихонько засмеялась в его руках, — мне понравылось тоже. Я научу тебе, как найтить меня, если захочышь еще. И свободным быти научу, ежели захочышь.
Дождь закончился только перед рассветом, и на смену ему все вокруг заволокло плотным молочно-белым туманом. Домой пришлось идти пешком, и всю дорогу Криса не отпускало чувство, что он уже свободен.
Цирховия
Шестнадцать лет со дня затмения
Женщина танцевала на остром лезвии ножа. Ее темные блестящие волосы окутывали фигуру при резких поворотах и покачивались плотной струящейся завесой, когда она извивалась и приседала. Ее руки походили на изящно изломанные ленты, когда двигались в запястьях и локтях, бедра напоминали холодный мрамор, а ступни были напряжены и вытянуты так, что стояла она лишь на кончиках пальцев.
Его кости с хрустом ломались, жилы лопались, и кровь заполняла рот, когда он смотрел на нее. Взмах ее раскрытой ладони — и его глаза тоже начинали кровоточить. Волнообразное движение талии — он едва сдерживал крик от взрыва боли в голове. Она выгибалась — и его скручивало судорогой. Она смеялась —
Вокруг женщины подобно змеям струились полосы черного дыма. Пряный, сладковатый запах: ваниль и мертвая плоть. Дым клубился, то целуя женское тело, то взвиваясь над ее головой и складываясь в причудливые буквы. Изогнутые, с острыми, как ножи, краями, древние, незнакомые, они превращались в слова. Такие буквы встречались разве что на страницах истлевших от времени дарданийских писаний. Их наносили на бумагу чернилами, замешанными на крови первых монахов, чтобы они всегда несли свой глубокий, сакральный смысл. Эти буквы даровали людям свет.
Но для него их писала тьма. И хоть он давно не читал старых книг, эти слова понимал прекрасно.
"Сделай это".
— Братишка. Очнись, — Ян тряс его за плечо и, похоже, уже довольно долго.
— Посмотри, как красиво, — пробормотал Димитрий, с полуулыбкой указывая ему на женщину.
Но Ян лишь мельком глянул через плечо и снова повернулся к нему.
— Ты меня пугаешь, брат, — сказал он встревоженно, — когда целый час сидишь вот так неподвижно в кресле, молчишь и пялишься на пустую стену. Там ничего нет. Это просто стена. Голая стена, и все. Что ты там видишь?
Димитрий повернул к нему безмятежное лицо с черными провалами глаз.
— Я не знаю.
Ян выругался так, что утер бы нос любому уличному бродяге, и похлопал его по щеке.
— Я знаю, что ты много работал, брат, — вкрадчиво начал он, — с тех пор, как вернулся из своего отпуска. Каждый вечер ты буквально взрываешь окулус. И я безумно восхищаюсь тобой. Не побоюсь сказать, что сейчас ты просто на пике своей лучшей формы. Как ты выпустил тому парню кишки, — Ян ухмыльнулся и покачал головой. — Только за последний месяц мы стали вдвое богаче прежнего. Но тебе нужно снимать напряжение и расслабляться, иначе ты себя загоняешь.
— Нет, не нужно, — покачал головой Димитрий.
— Нет нужно. Ты не можешь все время только отрывать головы и вспарывать животы. Давай я приведу тебе какую-нибудь девчонку. Ты ни разу не брал девчонку с тех пор, как вернулся, и не ездишь к своей нардинийке. Я же вижу, как тебя ломает без секса.
— Никаких женщин, — словно со стороны услышал он свое рычание, а пальцы помимо воли сомкнулись на горле Яна, заставив того дернуться и захрипеть.
Не для того он безвылазно, не считая окулуса, запер себя в этих комнатах под темплом темного, чтобы вновь сорваться. Девочка-скала верила в него. Что с того, что он сам почти перестал в себя верить? Он помнил, как вернулся к ней на утро после их "брачной ночи" и нашел ее бледной и не сомкнувшей глаз, сидящей у окна в ожидании его возвращения. Петра не требовала сказать, где его носило, и это хорошо: он не сообразил бы, что ей ответить. Но его не оставляло чувство, что она все поняла. Не могла не понять после того, что он сделал с ней, после того, как показал лишь крохотную частичку того, что таил внутри, самую вершину своего огромного, темного, отвратительного айсберга. Отчаянно избегая ее взгляда, он заставил Петру собрать вещи, и они уехали.
Усилием воли Димитрий разжал пальцы, и Ян закашлялся, потирая горло и отползая от него.
— Тебе нужна женщина, — упрямо повторил он.
Ему нужна была только Петра. Но он не видел ее с тех пор, как привез обратно в столицу, высадил у дома и тут же умчался прочь. Они не разговаривали всю дорогу и не встречались больше месяца. Нужен ли он ей теперь?
— Как она? — неохотно спросил Димитрий. Он встал и отвернулся, заложив руки за спину.
Ян, охая, тоже поднялся на ноги.