Белые зубы
Шрифт:
15 сентября 1984
Дражайший Арчибальд!
Со времени моего последнего письма прошел немалый срок, но меня побудило написать тебе чудесное событие в моем саду, которое безмерно радует меня уже несколько месяцев. Дабы не утомлять тебя подробностями, сразу сообщу, что я наконец решился выкорчевать старый дуб в дальнем уголке моих владений, и даже передать тебе не могу, как дивно переменился сад! Чахлые ростки стали получать достаточно солнца и настолько окрепли и разрослись, что их можно даже срезать — впервые на моей памяти у моих ребятишек стоит на окне по букету пионов. Все эти годы я мучился мыслью, что я никудышный садовник, а дело
Письмо было длинное, но Самад не стал читать дальше. Спросил в раздражении:
— И как следует истолковать данное пророчество?
Арчи многозначительно постучал себя по носу.
— Это значит чик-чик. Ехать должен Миллат. Это знак, дружище. Ибельгауфтсу можно доверять.
Обычно Самад плевать хотел на знаки и постукивания по носу, но при своей теперешней взвинченности он готов был прислушаться к совету. И тут вдруг Поппи (которую очень беспокоило, что из-за чехарды с близнецами она отошла на задний план) проявила заинтересованность и сообщила, что ей привиделосьво сне, что это должен быть Маджид. И снова мысль Самада переметнулась к старшему. Совсем отчаявшись, он даже согласился, чтобы Арчи подбросил монету, но и тут решение ускользало: давай два из трех, нет, три из пяти, — в общем, Самад не мог этому довериться. Вот так, хотите — верьте, хотите — нет, Арчи и Самад сидели у О'Коннелла и разыгрывали в лотерею двух мальчишек, отрабатывали удары судьбы, подкидывали души и смотрели, чья возьмет.
В их защиту стоит кое-что пояснить. Между ними ни разу не всплыло слово похищение.Более того, обозначь кто-нибудь так его намерения, Самад пришел бы в изумление и ужас, как лунатик, проснувшийся поутру в хозяйской спальне с кухонным ножом в руке. Он отдавал себе отчет, что еще не поставил в известность Алсану.Что уже забронировалбилет на рейс в 3:00. Но ему и в голову не приходило, что эти две вещи имеют хоть какое-то отношение, хоть малейшее касательство к похищению.Вот почему он был удивлен, когда 31 октября в два часа ночи застал Алсану на кухне, скорчившуюся над столом и плачущую навзрыд. Ему и в голову не пришло: «Она узнала, что я собираюсь увезти Маджида» (в итоге был окончательно и бесповоротно выбран Маджид), — ведь не был же он усатым злодеем из викторианского детективного романа, не подозревал в себе преступного замысла. Скорее, мелькнула мысль: «Она знает про Поппи», —и, как инстинктивно поступают в подобной ситуации все неверные мужья, он решил, что лучшая защита — нападение.
— Вот, значит, как меня встречают дома? — Грох сумкой об пол для пущего эффекта. — Я всю ночь провел в этом адовом ресторане, а дома ты со своими мелодрамами?
Алсану сотрясало от рыданий. Из-под приятного жирка, колыхавшегося в распахнувшемся сари, доносилось странное бульканье; жена замахала на Самада руками и зажала ладонями уши.
— Оно того стоит? — спросил Самад, стараясь скрыть страх (непонятно, как себя вести: он ожидал вспышки ярости, но никак не слез). — Прошу тебя, Алсана, не нужно так убиваться.
Она снова на него замахала, словно хотела отделаться, а потом немного подалась назад, и Самад увидел, что непонятное бульканье исторгала не она, а какой-то приборчик, на который она навалилась. Это был радиоприемник.
— Какого…
Алсана оторвала от себя приемник и выдвинула его на середину стола. Жестами показала: включи. Кухоньку облетели четыре знакомых сигнала — позывные, сопровождающие англичанина в любом уголке захваченной
Всемирная служба информации Би-би-си, 3 часа пополуночи. Миссис Индира Ганди, премьер-министр Индии, была застрелена сегодня охранниками-сикхами в саду своего дома в Нью-Дели в знак открытого восстания. Вне всякого сомнения, ее убийство стало местью за операцию «Голубая звезда» в июне нынешнего года, в ходе которой была разрушена одна из главных святынь сикхов в городе Амритсаре. Сикхи, которые сочли это посягательством на свою культуру…
— Довольно, — сказал Самад и выключил радио. — Все равно от нее не было толку. Они все там такие. Какая разница, что происходит в Индии, этой помойной яме. Дорогая… — Прежде чем это сказать, он подумал, отчего он сегодня такой жестокий. — Ты принимаешь все слишком близко к сердцу. Интересно, а по мне ты бы тоже так убивалась? Куда там, тебе дороже какая-то политиканка, совершенно тебе не знакомая. Ты являешь собой наглядный пример невежества масс. Тебе это известно, Алси? — Он взял ее за подбородок и говорил, как с ребенком. — Плачешь о богатых и власть имущих, которые на тебя плевать хотели. Эдак ты через неделю поднимешь рев, что принцесса Диана сломала ноготь.
Алсана скопила слюну и смачно плюнула в Самада.
— Бхайнчут!Я не ее оплакиваю, идиот, а своих друзей. Теперь польются реки крови — и в Индии, и в Бангладеш. Пойдут погромы — с оружием, резней. Начнутся публичные казни, как раньше. Все будет как на Махшаре [52] в Судный день — улицы наполнятся телами, Самад. И ты, и я это знаем. И в Дели, как всегда, будет страшнее всего. А у меня там кое-кто из родни, друзья, прежние возлюбленные.
52
В исламе место (поле), где в Судный день будут собраны все люди.
И тут Самад ее ударил — и потому, что она помянула своих бывших, и потому, что вот уже много лет никто не называл его бхайнчут(дословно: тот, кто, попросту говоря, спит со своими сестрами).
Алсана схватилась за щеку и спокойно сказала:
— Я плачу от жалости к тем беднягам и от радости за своих сыновей! Пусть их отец равнодушный тиран, зато они не умрут на улице, словно крысы.
Все шло по старому сценарию: те же соперники, тот же ринг, те же разборки и хуки правой. Без перчаток. Звук колокола. Самад выходит из своего угла.
— Их ожидает худшее: жизнь в духовно обанкротившейся стране с матерью-психопаткой. Совершенно чокнутой. Сплошные тараканы в голове. Посмотри на себя, во что ты превратилась! Смотри, как ты разжирела! — он ущипнул ее и быстро отдернул руку, словно боясь заразиться. — Во что ты одета? Кроссовки и сари? А это что такое?
Речь шла об одном из Клариных африканских шарфов; этим длинным куском красивой оранжевой ткани Алсана обматывала свою пышную гриву. Самад стащил шарф и швырнул в угол, волосы Алсаны рассыпались по плечам.
— Ты забыла, кто ты и откуда. Мы не вернемся домой, потому что мне стыдно будет показать тебя родне. И зачем в Бенгал за женой ездил, —скажут они. — Пошел бы просто в Путни.
Алсана кисло улыбнулась и покачала головой, а Самад с напускным спокойствием налил воды в чайник и поставил на плиту.
— А на тебе-то какое красивое лунги, Самад Миа, — с горечью произнесла она, кивнув на его голубой спортивный костюм, который венчался бейсболкой Поппи с эмблемой «Лос-Анджелесских рейдеров».