Белый Бурхан
Шрифт:
Упрек Пунцага был несправедливым — Чочуш и его воины пытались удержать людей, рвущихся на перевал. Но те быстро оттерли кезеров в сторону, не обращая внимания даже на белые одежды бурхана. Пришлось махнуть рукой и прорываться к Дельмеку и Ыныбасу с Кураганом, выводить в безопасное место Чета Чалпана с семьей, вдову Яшканчи с сыном, Чейне. Но мешали кони и люди, даже камни, когда-то давно сорвавшиеся с самой верхотуры и вросшие в землю здесь, неподалеку от юрты Яшканчи.
Ждать, когда схлынет эта толпа? Нет, ждать больше нельзя!
Протискиваясь между конями,
Подход вооруженных кезеров во главе с самим бурханом был полной неожиданностью для ворвавшихся в долину: монахи растерянно затоптались, стали отходить левым крылом к юрте Яшканчи, но их остановил неистовый рев отца Никандра:
— Бурхан! Бурхана брать живым!
Голова игумена была разбита прикладом Ыныбаса, по рясе текла кровь, но руки, из которых вырвали святой крест, были воздеты к небу:
— Крест! Где мой крест? Только перед святым символом дрогнет и отступит Сатана!
Кто-то из оборванцев поднял валяющийся под ногами у монахов крест отца Никандра, подал ему. Игумен судорожно схватил его, облобызал и взметнул над головой:
— Бей Антихриста! Хватай Сатану!
Вся толпа кинулась на кезеров, но те встретили их штыками. Откатившись, монахи снова открыли беспорядочную стрельбу, не давшую ощутимых результатов: мелкая дробь не пробивала одежду, а жаканов у них не было. Чочуш принял решение и резко взмахнул рукой:
— Отсекать монахов огнем! Залп!
Дельмек понял маневр бурхана и начал заходить монастырскому воинству в тыл, сообразив, что серьезного вреда людям, одетым в толстые бараньи шубы, их ружья причинить не могут. Но здесь он опять вынужден был сменить винтовку на нагайку, запутавшись среди кержаков. Он узнавал знакомые по Горбункам лица, слышал выкрики:
— Дубиной его, Софрон! Кулаком в лоб — он у тебя пудовый!
— Топором работай, Панфил! Без башки-то он к своему доктору не побежит!
— Вилами его, Фаддеюшко!
Похоже, что они в ожесточении не чувствовали даже боли — наскакивали на верховых, стаскивали с коней и тупо, яростно добивали на земле…
По команде Чочуша, кезеры дали второй залп, свалив несколько монахов и кержаков. Но те плотно облепили аил, скаля зубы… Как стрелять? По аилу перебьешь семью пророка, угадаешь по своим же верховым… Чочуш снова начал обходить аил справа.
А Дельмек со своими парнями никак не мог отбиться от кержацкой остервенелой рвани из Горбунков! Наконец, пробился к юрте Яшканчи, вывел женщин и мальчишку, что-то прокричал Ыныбасу с Кураганом, тыча нагайкой в сторону перевала, уже наполовину забитого людьми из долины… Чочуш понял, что им не справиться.
Кезер на взмыленном коне, посланный Чочушем к Ян-Озекскому перевалу, успел только крикнуть:
— Русские в долине!
Десятка три всадников сразу же взметнулись в седла, оставив на перевале лишь небольшую группу заслона. Кезер Чочуша скатился с седла, на негнущихся ногах подошел
— Где дарга?
— Дарга Хертек еще вечером был вызван к Белому Бурхану.
— И до сих пор не вернулся?
— Нет. Мы послали гонца к Храму Идама, но тот закрыт и охрана его снята…
Это было странно и непонятно. Зачем Хертек Белому Бурхану? Ведь половина бурханов здесь, в долине!
— Мне надо возвращаться.
— На коне, которого ты загнал? Возьми свежего! Но кезер Чочуша уже сидел в седле. Оставшиеся воины переглянулись и тоже, взяли своих коней за повод.
— Подожди, Кейлюк! Мы с тобой.
От юрты Яшканчи отъехали четверо всадников, обошли тропу, ведущую на перевал, круто взяли влево…
Упала дубина у ног Чочуша, не долетев какой-нибудь аршин. Бурхан усмехнулся: не его ли решили оборванцы брать в плен?
Он лег за мертвым конем, прицельно выпустил несколько пуль из трехлинейки по разбегающимся бородачам, полез в коробку за новой обоймой. Скосил глаза на своих кезеров — лежат, отстреливаются, не подпуская банду кержаков к парням Дельмека, теснящего монахов от аила Чалпана.
Дельмек крутился среди них, как волчок, работая нагайкой. Но пробиться к дверям не мог. А монахи уже вытащили из аила визжащую Чугул, плачущую Занатай, повели упирающегося Чета. Тут же прыгали факельщики, раздобывшие огонь в очаге пророка…
Чочуш закрыл глаза и упал лицом на приклад винтовки.
Зря рискует Дельмек! Здесь он семью пророка не отобьет…
Чочуш снова поднял голову. Пленники шли в гуще монахов, двигаясь к перевалу. Только бы не попали к кержакам! Те церемониться не станут: у них свои боги и свои пророки…
Надо отходить!..
Задерживаются воины с Ян-Озека! Или Кейлюк не успел, или Хертек отменил распоряжение бурхана…
— Отходим к перевалу! По одному.
Дельмеку удалось рассеять кержаков — после ухода монахов они уже никакой силы не представляли. Но табунятся, бросая свои измочаленные дубины, сломанные вилы и косы, вооружаются брошенными винтовками. А сам Дельмек с оставшейся горсткой опять пытается прорваться сквозь кольцо монахов…
Спустил своих кезеров с перевала Пунцаг, перестроил повел к монахам. Но те уже успели закрыться остатками толпы, уходящей из долины… Не надо было Пунцагу уходить с перевала!
Вот и запасная тропа, закрытая от перевала скальными обломками и каменной осыпью, идущей длинным языков чуть ли не с самой ступенчатой вершины Ябогана. Спасет ли это ненадежное укрытие крохотную группу кезеров, оставшуюся после боя в долине?
— Скорее!
Чочуш поднял голову, отыскивая глазами каменную площадку, за которой вход в расщелину, перегороженный завалом из бревен. Как все-таки далеко и высоко до нее отсюда! Может, потому и послал Дельмек Ыныбаса и Курагана с женщинами и мальчишкой в обход осыпи, что боится за них? Человека, который ползет по осыпающейся тропе вверх, пристрелить отсюда, снизу, во сто крат проще, чем на ровном месте!.. Не заблудятся ли в солончаках? Знает ли Ыныбас ту обходную тропу по каменному плато?