Белый Бурхан
Шрифт:
«Вот она, срамота людская! Сами живут по-скотски, плодят скотов, а пастырю — ни почета, ни привета… С голоду помри у порога — дверью не хлобыстнут, окаянные…»
Он гулко кашлянул в кулак:
— А пошто, сын мой, лампадка не горит у образов-то?
— Карасий чок.
— Маслица б подлил деревянного Лампадка-то на маслице должна быть, а не на керосине вонючем! Али свечек накупи в запас. У меня есть. Жену пошли или сам сходи в храм божий.
— Деньга чок.
— Жирку бараньего натопи, тряпицу положи — опять же лампадка будет. Коптит токмо, а лики святые высвечивает… Ничего, грех не велик, когда на те лики копоть оседает — душа чище!
— Баран чок.
«Вота задалдонил! — рассердился поп. — Чок да чок! Других слов нету у него, что ли?»
Отец Севостьян был
23
Члены Алтайской духовной миссии, как правило, не только знали языки местного населения, переводили богослужебную и нравственно-религиозную литературу, но и прекрасно ориентировались в обычаях народов, среди которых работали. Результатом их наблюдений являлись статьи не только в миссионерской периодике, но и в светских изданиях Так, протоиерей В. Вербицкий был избран действительным членом Русского Географического Общества за труд, посвященный культуре алтайцев, по сей день остающийся основным источником по алтайской этнографии середины XIX в.
— Пошто в храме божьем не бываешь, сын мой? Детишков своих от Христа за занавеской прячешь?
— Бок позовет, сама приходить будет.
— Господь зовет призванных, а не всех скопом! — осуждающе покачал отец Севостьян головой. — Да и как ему распознать их, коль через храм не освятились?
— Бок все знает, сама говорил.
— Да, господь все знает! И накажет тебя, отступника и святотатца, за твои грехи! Детей не крестишь, мзду на храм не даешь!
— Пускай! — отмахнулся Доможак, прервав попа, и с хрустом перекусил хорошо проваренную дратву. — Бок — не солдат, шибко бить не будет! А маленько — ладно, ничего…
«Ох-ох-хо! — снова вздохнул поп. — Ничего и никого не боятся эти чумазые бестии! Ни кнута, ни геенны…»
Еще учась в Бийском катехизаторском училище, [24] отец Севастьян знал, что будущая его служба — не сахар, но викарий Томской епархии, он же начальник Алтайской духовной миссии, [25] архимандрит Макарий, утешил будущих пастырей-миссионеров: «Овечек стричь надобно, а их в наших краях — зело в избытке!» Постриги их… Как бы сами башку по нечаянности или глупости не состригли! На грех-то учителя нету, а лукавый — завсегда тут как тут!
24
Катехизаторское училище. Основано в 1879 г. в Бийске архимандритом Владимиром. Готовило кадры для миссии из представителей коренного населения, а также из русских, знающих местные языки. Училище содержалось как на средства миссии, так и на общественные пожертвования.
25
Алтайская духовная миссия возникла в 1828 г. Активизация ее деятельности совпала с прибытием на Алтай архимандрита Макария (Глухова) Он впервые начал переводить на алтайские языки книги духовного и светского содержания, основывал миссионерские школы на местах, создав методику миссионерского дела, основным принципом которой была постоянная целенаправленная русификация алтайцев (и других «инородцев») через христианизацию (предусматривалось, впрочем, и обратное действие). Макарий Глухов покинул Алтай в 1844 г.
Да и не все, как надобно, с этими нехристями сделали. Не словом божьим праведным к кресту вели, а полицейской нагайкой! Ведь были же случаи, когда чины полиции по приказу миссионеров из епархии собирали местных жителей по улусам и дорогам, насильно загоняли в реку для крещения
Отец Севастьян поднялся со скамьи, брезгливо одернул рясу, осенил себя в передний угол, где рядом с иконами висели часы-ходики с кошачьими бегающими глазами и связки дикого чеснока.
26
Согласно «Указу об инородцах» (1822 г.) методы насильственного крещения, применявшиеся в начальный период христианизации аборигенов Сибири, были оставлены. Для крещения необходимым стало «добровольное желание» местного населения. По объективным причинам, принцип добровольности неукоснительно соблюдался духовенством миссии. (Примечания автора.)
— Ну, помогай тебе господь, сын мой! Хозяин кивнул.
— Молись спасителю, он, в беде да нужде не оставит!
Хозяин снова кивнул.
Поп толкнул дверь, вышагнул через порог и крепко вколотил в косяки свою злость и обиду, едва сдерживаясь, чтобы не плюнуть под ноги. Потоптался, зашагал к другой развалюхе.
А Доможак удивленно смотрел на громыхнувшую дверь и не мог понять: отчего так шибко рассердился поп? Лампа не горит — будет гореть! Иконы есть. Три штуки. Сам в Минусинске покупал. И свечки есть, зачем еще покупать?
Нового бога Доможак чтил: Христа никогда не обносил при угощении гостей и друзей, на масленицу клал возле лиц богов топленое масло на блюдечке, а когда резал овцу — обрызгивал крашеные доски бога кровью или окуривал их паром свежесваренного мяса… Зря рассердился поп! Не такой человек Доможак, чтобы бога обидеть!
Пожав плечами, хозяин снова принялся за работу — скоро молодая трава в рост пойдет, скот пасти надо, некогда будет по избам да юртам сидеть… А пасха — что? Принесет сейчас жена масла или жира, можно будет и Христу на доске маленько губы помазать!
Кони несли всадников Джучи на запад — великий Чингисхан отправил своего старшего сына на покорение лесных и горных племен, целовавших руку вонючих найманов — ойратов, урсутов, тубасов и других. Кони до черноты вытаптывали степи, а всадники поголовно убивали мужчин. Женщины не успевали их хоронить, а дети — оплакивать. А те слезы и проклятия, что летели вслед всадникам, не причиняли им вреда и были бесполезны — небо так же бессильно перед жестокостью завоевателей, как и земля: испепеленные огнем и закопченные дымом, они задыхались в глухоте и слепоте. И если бы захотелось черным всадникам вернуться той же дорогой домой, то лишь угли и кости увидели они на пожарищах, а вороны, обожравшись невинной кровью, клевали бы с таким же остервенением и их дерзкие глаза…
Но всадники не оглядывались и не разворачивали своих коней — они шли к солнцу, где был край всей земли! И великая орда погибла там, за чужими горами и реками, в чужих степях и лесах, навсегда забыв дорогу домой… Да дома и не ждали их! Там нарождались новые воины, готовые пойти по следам своих отцов и дедов. В их жилах уже бурлила кровь победителей-творцов новой бессмертной империи, где никогда не уходило на покой солнце. Эта кровь заставляла руками чужих мастеров строить сказочные дворцы и храмы, обшивать золотом и серебром крыши своих кумирен с гордо загнутыми карнизами. Ей всего надо было много — рабочих рук рабов, чужих богатств и чужих земель…
И тот страшный посев, что был сделан, взошел для страшной жатвы. И все, что строилось на века, уже через столетие с небольшим обратилось в прах. И, наоборот, все, что было так бездумно уничтожено и повергнуто в прах, поднялось к очистившемуся небу, расцвело новой силой и могуществом!
Горстка людей осталась и в этой степи, не ждавшей черных всадников и потому не давшей ей отпора. В степи осталось совсем мало мужчин и очень много женщин. Но они пошли навстречу друг другу и, соединившись сердцами, дали клятву: возродить заново гордую степь, заселить ее народом, залить детским смехом и песнями, поднять к небу мирные дымы жилищ, пахнущие молоком и медом.