Белый Бурхан
Шрифт:
Родион сел в седло, уверенной рукой взял повод, оглянулся в последний раз на мертвеца - ничего, лежит как миленький...
– Прости уж меня, окаянного!-вздохнул убивец с запоздалым раскаянием и сдвинул коня с места.
Тропа вела на запад через Песчанку и Ануй. Можно от Черги и на север двинуться по Каменке. Можно и обратно вернуться - через Усть-Сему на Чемал и дальше к югу... Все дороги его, всем лесам, рекам и горам он теперь полный хозяин!
Чем ближе к реке, тем приземистее и разлапистее деревья. Тропа беснуется, идет зигзагами, то поднимается вверх, то падает книзу... Угасла заря, налились и засияли звезды...
Может,
Очередной поворот, и Родион едва не налетел конем на другого конного, вынырнувшего из черного разлома камней будто призрак - неожиданно и бесшумно.
Родион натянул повод, но всадник остановился как вкопанный, раньше его.
Не твой конь, что ли?-услышал он насмешливый голос.
– Почему не мой?
– испугался Родион.
– Мой.
– Своего хозяина конь сразу слушается.
"Влип никак?
– со страхом подумал убивец и почувствовал, как лоб под меховой шапкой взялся липкой испариной.
– Калмык по обличью, а по-русски шпарит не хужей меня! Зайсан-староста ихний? Нет, те с бляхами ездят..."
– Чего испугался-то?
– спросил встречный добродушно и спешился. Костер пока разведем, чаю попьем, подружимся...
– Испугаешься небось, когда человек из самой скалы выходит!
Скоро затрещал костер. И затишок для огня меж камней, и топливо рядом только руку протяни...
– На Капсу идешь?
– спросил незнакомец, прикуривая трубку.
– В Еланду еду!-отмахнулся Родион и тотчас похолодел: "Эк я ляпнул-то! Тьфу ты, напасть..." Незнакомец удивленно свистнул:
– Она же у тебя за спиной осталась!
– Надо ж, сворот промазал... Темно! Летом тут ездил - не промазывал, а зимой - на тебе!..
– По этой тропе летом?-удивился незнакомец еще больше.
– Да еще на коне, а не на лодке?.. Хорошо врешь! Родиону терять уже было больше нечего:
– Да кто ты такой есть, чтобы допрос мне делать? Его с меня уже сам Богомолов снял!
– До встречи с тобой меня звали Техтиек... Родион поднял голову и вздрогнул. На него теперь смотрели три глаза - два человеческих, от которых несло ледяным холодом и презрением, а один - нагана, черный и пустой.
К вечеру по зову матушки Анастасии прикатил из Бересты отец Капитон. Мельком взглянув на мертвое тело иерея, ушел во двор. Долго ходил вокруг домика, потом попробовал колья ограды, осмотрел конюшню, сарай с сеновалом и баню, заглянул в погреб, тронул жердь колодца и даже постучал костяшками пальцев по бадье. Потом прикинул на глазок размеры огорода, покачался на каблуках сапог, раздумывая, и потребовал ключи от церкви.
Не было его чуть ли не до звезд. А вернувшись, перебрал горку богослужебных книг в переднем углу на этажерке. Достал "Канон по исходу души", полистал, заменил его на "Канон по ангелу смертоносному", хмыкнул, выудив какой-то листок, заложенный между страницами. Взял толстенную "Историю раскола", взвесил ее на руке, как камень, поставил на место.
И снова ходил по подворью, заглядывая во все углы и будто прицениваясь к домику и его пристройкам. Битый час сидел на крыльце, по-мальчишески подвернув ноги под себя, наблюдал, как неторопливо и размеренно живет незнакомая ему деревня. За весь день и вечер никто так и не пришел взглянуть на покойника, лежащего под своим роскошным
Отцу Капитону было по-своему жалко иерея-неудачника, больше пустого мечтателя, чем каторжного работника на духовной стезе. Отец Лаврентий слишком много думал о несбыточном, почти невозможном - о величии церкви, о священстве, стоящем во главе государства, диктующим действия власть предержащим. Излишне уверовав в святость символов духовного перерождения, он закрывал глаза на основы пастырской службы... От того и в опалу попал!
Черная тень вдовой попадьи появилась в дверях.
– Откушали бы, батюшка. Можно разве целый день голодному-то?
– Потом, матушка. Потом.
Никогда не взлететь более священническому духу выше шапки Мономаха! Да и зачем? Скрижаль священства дописана! Монархия, православие и народность... Чего уж теперь из сдобных булок изюм выковыривать! Трудись в поте лица своего и не ропщи...
Сейчас священник - тот же чиновник. Одно и отличие, что не в мундире со светлыми пуговицами ходит... Но уже гуляет по приходам столиц острота, что скоро на иереев полковничьи мундиры с эполетами наденут, а на архимандритов - генеральские! Что касаемо диаконов, то всем им в казачьях есаулах состоять!.. Шутка шуткой, но уж больно зла!.. Война с японцами тоже казалась нелепицей, а вот - воюем! За кусок китайской земли, за горсть японской воды, за старую обиду шалуна Николки Романова... Какие уж тут полеты в поднебесье! Абы на земле двумя ногами устоять... Э-эх!
Отец Капитон вернулся в дом, сел за стол, а ложка рот дерет - не лезет, хотя утроба и требует сытости. Черная попадья сидела через стол и тоже ковырялась в каше с медом.
– Не убивайтесь столь сильно, матушка. Греха за ним нет, а значит, и нет геенны огненной... Одно и вело его - любовь к ближнему, не казенная абы как, а одухотворенная служба господу!.. Да только не на том сейчас держится православие, а он того не сумел понять...
Отцу Капитону очень хотелось расспросить попадью о доходах прихода; о людях, на которых он опирался в своей деятельности иерея; о постановке миссионерского дела, но, подумав, решил, что с этим всем успеется... Да и ктитор должен больше знать, чем вдовая попадья! Хозяин храма - все-таки церковный староста... Сейчас он носился по деревне, как угорелый, разбившись в хлопотах о достойном погребении, и тряхнуть его за шиворот можно будет потом, когда отстучат о гроб каменья земли...
"Да, молод еще был,-текли вялые мысли.-Мог бы и еще послужить миру и господу... А что ему теперь, за гробом-то? Пустота..."
Отец Капитон считал, что он не был слишком строг, запретив какую-либо пышность при погребении покойного иерея, успевшего попасть в немилость, едва ли не в опалу епархии и духовной миссии.
К тому же, и найденные бумаги, черновики неотосланных отчетов и переписка партикулярного характера с далекими друзьями и родственниками свидетельствовали, что благочестием этот священник не отличался и больше был склонен к политическому авантюризму, чем к исправному ведению своего главного дела и труда. И выходило, что, ежели подобающим образом доложить о сем епархии, то... Конечно, с покойного теперь и сам митрополит ничего не спросит, но осталась вдовая попадья, остался приход, домик иерея и хозяйство, которыми надо еще умеючи распорядиться...