Белый дирижабль на синем море
Шрифт:
Подобные споры продолжались все чаще, пока Александр не вернулся с одной из своих отлучек расстроенный и злой.
– Саша, что-то случилось? Не удался переход? Ты… потерял кого-то из товарищей? – отчего же так замерло сердце? – Саша, только не молчи! Скажи, они… все живы?!
– Что? Живы? – Александр тряхнул головой, отгоняя наваждение. – Да, можно сказать, с моими сослуживцами все в порядке…
– Но… почему ты такой расстроенный? Пострадал кто-то другой, не из твоего отряда?
– Не из моего отряда, – брат отвел глаза. – Да, именно так, не из моего отряда. Николь, давай пройдем в гостиную и сядем
– Но как же ужин? Я испекла блинчики, – голос Николь постепенно стих. Судя по поведению брата, случилось, действительно, что-то ужасное. – Саша, ты только не молчи! Лилианна, да?
– Нет, с мамой Лили все в порядке.
– С мамой Лили? Что? Что это значит? Что-то случилось с нашей мамой?! Саша, не молчи! Только не молчи!
– Пойдем сядем, и я все расскажу.
Николь почти силой утащила брата в гостиную и усадила на диван.
– Говори же быстрей! – отрывисто выдохнула она.
– Тот раз, когда мы сопровождали дирижабль с детьми из Счастьеграда, а потом забрали тебя. Все шло по отработанной много раз схеме, и было только одно «но». Кроме детей тогда забрали тебя.
– И что такого?
– Я понимаю, что тот эпизод стал только поводом, это зрело уже давно. Верхушка чувствует, что люди начинают задумываться. Красивые слова и громкие лозунги действуют далеко не на всех. В общем, чтобы припугнуть тех, кто стал думать больше, чем нужно, в республике начались репрессии. И начались они с интерната, откуда вывезли детей, пограничной заставы, где был осуществлен прорыв и… госпиталя, в котором ты служила. Ведь на тебя, вернее на детей, которых ты могла родить, возлагались особые надежды.
– И из-за меня пострадала застава? Госпиталь? Интернат? Саша, что это значит?!
– Весь гарнизон заставы и персонал госпиталя и детского интерната обвинили в пособничестве похитителям.
– Но при чем здесь госпиталь?
– Именно в нем служила ты – сбежавший за границу враг Либерстэна. Многих арестовали. Недавно был суд. Показательный.
– И… что?
– Девятнадцать смертных приговоров. Остальные – искупать вину в дальних северных колониях без права обжалования.
– Этого не может быть. Этого не может быть, – Николь обхватила себя руками за плечи и стала монотонно раскачиваться. – Этого просто не может… – как заведенная, повторяла она. И вдруг замерла. – А мама? Что с нашей мамой?
– Мамино имя в суде не фигурировало, но она пропала. Наши друзья выясняют, что с ней. Но пока ничего неизвестно.
– Девятнадцать смертных приговоров… Девятнадцать жизней за одну мою! Так не должно быть! Ты не знаешь имена тех людей?
– Вот либерстэновская газета с выдержками из приговора.
Николь почти вырвала из его рук желтоватую газету. Прямо на первой полосе красовался жирный заголовок: «Предатели родины понесли заслуженное наказание». Дальше шел текст, строчки которого подозрительно прыгали перед глазами. И – столбцом – имена и фамилии тех, кто нанес Свободной Республике особо тяжкий вред. Среди них: директор интерната, из которого похитили детей, вся смена воспитателей, дежуривших в ту злополучную ночь, командир пограничной заставы и его заместитель, главврач госпиталя в котором служила Николь, весь состав дежурной смены пункта приема пострадавших, включая заведующую ППП Микоеву. И… слезы никак не давали прочитать последнюю
– Нет. Это неправда. Это не может быть правдой! Саша, я должна вернуться, и тогда все отменят! Саша! Скажи, ведь отменят, да? Ну что ты молчишь?! – Николь не заметила, что вцепилась своими короткими ногтями в руку брата, до боли ее сжимая. – Я расскажу как было на самом деле! Мне поверят! Не могут не поверить! Я согласна понести наказание, но только я!
– Ники, в самом конце статьи написано, что приговор приведен в исполнение.
– Гражданка Микоева, Витек, Аллочка и Победина. Победина была на пятом месяце! Коська. Он так никогда и не увидит теплого моря. И не прокатится на дирижабле. Ни на каком. У них уже ничего не будет!
Николь проплакала всю ночь, уткнувшись лицом брату в грудь. Между рыданиями она рассказала всю-всю свою жизнь. Плакала, успокаивалась и опять начинала рассказывать. Как только упоминалось имя рыжего друга, она опять начинала плакать. Как оказалось, их жизни были тесно переплетены. Для Николь Коська был отдельной вселенной. Александр не перебивал. Слушал, вытирал ее щеки платочком и, прикрыв мокрые глаза, прятал лицо в растрепанной шевелюре сестры. И лишь крепче прижимал ее к себе, когда последовал рассказ о последнем годе жизни. Про Зонгера.
***
До самого утра брат и сестра не сомкнули глаз. А утром Николь заявила:
– Я убью его! Сначала кастрирую, а потом убью! Детей ему. Надежды возлагал! Саша, я не смогу жить, пока этот монстр ходит по земле! Почему я не сделала этого раньше? А ведь могла. Да так, что никто бы и не догадался. Остановка дыхания или сбой сердечного ритма. Да много чего можно было сделать! Саша… я даже сама себя сейчас боюсь.
– Маленькая моя отважная сестренка. Я понимаю твою ненависть. Но устранением одного ничего не добьешься. И, пожалуйста, не копи ненависть. Думай не о Зонгере, а о маленьких сестре и брате. Их тоже нужно спасать. Спасать из лап системы, пока они не стали такими же, как их отец.
– Валя станет таким же?! Но это ужасно. Ужасно и правдоподобно. Саша, давай их украдем! Я отправлюсь в следующий рейд с тобой.
– Нет. Детей мы больше красть не будем.
– Но почему? Их нужно спасать! Всех, не только наших брата и сестру. Пока не стали такими же монстрами, как Зонгер, а девочки… Саша, я не смогу сидеть здесь и знать, что… – Николь резко замолчала, а потом тоскливо закончила: – Как же это было гадко, Саша. Я же никогда не отмоюсь! Знаешь, для меня из всех мужчин на свете остался только ты.
– Я тебя никогда не брошу, сестренка!
На столе зазвонил телефон. Николь уже перестала удивляться чудесам имперской техники. Ну подумаешь, телефон размером с шоколадную плитку. В Либерстэне люди тоже многое могут… могли бы, если бы не тратили все силы и ресурсы на поддержание Стены, огораживающей магию от всего остального мира. Вот же проблема, все мысли только о Либерстэне, о ее бедной, несчастной, обманутой и такой любимой родине.
– Это мама Лили, – переговорив по телефону, сообщил Александр. – У нас есть традиция – после каждого похода за купол обязательно навещать родителей. Спрашивает, приедем ли мы сегодня.