Белый гонец
Шрифт:
– Ох, глупые!
Милуша со страхом и удивлением послушала их и подалась ближе к деду Завиду.
Тот, замыкая шествие, рассказывал идущим рядом детям о самом злобном на свете звере - ласке. Он видывал его в Ростове Северском, откуда и пришел в эти места вместе с войском молодого тогда еще князя Владимира Мономаха.
– Сама – чуть поболе ладони, если не считать хвоста! Много ли ей для прокорма надо? – даже плюнув от негодования на землю, говорил он.
– А как попадет в курятник, то не успокоится, покуда всем
Заметив Славку, дед Завид оставил его быть замыкающим, а сам направился в голову вереницы - показывать путь.
– При чем тут ласка? Почему все прощаются? – недоумевая, спросила женщин Милуша. – И вообще, что случилось?
Худая, болезненная, с жалостью осмотрела ее, ребенка и сказала:
– Ой, милая! На нас ведь сейчас сам хан Белдуз идет!
– Ну и что?
– продолжала недоумевать Милуша.
– А то, что после себя он в живых никого не оставляет! Ни старого, ни малого! Поэтому и прозвали его в народе ханом Лаской! – пояснила высокая, статная.
– Вот горе-то… - послышалось с другой стороны. – Последний раз сюда он лет семь назад, как наведывался! Тогда только те и спаслись, что в отлучке были. Да еще вон – Славко!
– Его матушка в печке спрятала! – шепнула Милуше худая женщина, и та крепче прижала к себе сына.
– Если б их дом подожгли, и его бы, считай, не было!
– А матушка-то его - первой красавицей в округе была! – принялась причитать статная.
– И батюшка как за нее вступился! Один, с охотничьим ножом, на половца за нее пошел! На части ведь изрубили его, окаянные! Да еще и копьями искололи!..
– А матушку – босую, по снегу – в полон увели…
– Ну, нет…
Славко внезапно сжал кулаки и бросился назад к веси.
– Стой, ты куда? – только и успела крикнуть ему вслед Милуша.
– Я только туда и обратно! – обернувшись, успокоил ее Славко, но издали, из-за снежной пелены метели, донеслось его затихающее:
– Проща-а-ай!..
– Вот оглашенный! – покачала головой статная женщина.
– Весь в отца! Тот ведь перед смертью все-таки успел ножом до лица хана дотянуться. С тех пор, говорят, тот серебряную маску на лице носит да шепелявит – словно змея шипит!
– Но мы же ведь прятаться – в лес идем! – простонала, цепляясь за последнюю надежду, Милуша.
– Э-э, милая! Хан Белдуз, если захочет, и на дне моря разыщет, так что прощайся лучше со своим сыночком и… меня прости! – поклонилась худая женщина.
– И меня! – вслед за ней попросила высокая. – Я ведь тебе все время завидовала!
Несколько минут Милуша шла, пытаясь постигнуть, если не сердцем, то хотя бы умом услышанное, с каждым шагом все крепче и крепче прижимая к себе сына. Вдруг она увидела темневшую справа от протоптанной тропы лисью нору и метнулась к ней.
– Гав! Гав! Гав! – опускаясь на
– Что это с ней?
– В уме повредилась девка?
– забеспокоились женщины.
Но Милуша, судя по всему, прекрасно соображала, что делает.
– Пустая! – с облегчением выдохнула она, и, поцеловав крепко спящего сына, бережно вложила его в лисью нору, стараясь засунуть как можно глубже.
Затем широко перекрестила темное отверстие и, разогнувшись, умоляюще крикнула:
– Родимые! Если кто останется жив, запомните это место! Спасите его!
– Что она делает?! – в ужасе вскричала худая женщина.
Но статная остановила ее.
– Не мешай, может, хоть так да спасет сына!
Женщины подхватили рыдающую Милушу под руки, и она, беспрестанно оглядываясь, побрела вместе с ними к совсем уже близкому лесу…
3
Славко встал за дверь и с готовностью выставил перед собой нож.
Бормоча: «Отца – саблями, а потом - копьями… мамку – босиком по снегу…» - Славко ворвался в свою землянку и, не зажигая лучины, наощупь принялся рыться по всем углам.
– Да куда же он запропастился? Милуша что ли его нашла? – только и слышался отовсюду его едва не плачущий от нетерпеливой досады голос.
Убогое Славкино жилище никак не походило на землянку, в которой жила семья кузнеца. Печь, в которой его когда-то спрятала от половцев родная мать, давно пришла в негодность, и он топил здесь по-черному – просто разводя костер на полу, а потом выветривая дым и плотно закрывая дверь. Полы были земляные. Впрочем, лежанка с наброшенной на нее овчиной, стол и скамья – тоже! Из всей посуды были только две-три потресканные глиняные миски, старая кружка, да обгрызанная по краям ложка, которую еще отец сделал из липовой баклуши. Много ли ему одному надо?
С тех пор, как Милуша первый раз зашла к нему за чем-то и увидела в какой грязи и нищете живет он один, без родителей, она, как могла, стала помогать ему. Протапливала землянку, пока его не было. Кормила, за что ее вскоре стали звать его второй матерью. Убиралась тут…
Вот этих ее приборок он сейчас как раз и боялся.
Искал-то ведь он не какую-нибудь детскую забаву – а настоящий охотничий нож. Тот самый – отцовский! Найди его однажды Милуша, конечно, сразу бы отдала мужу, с просьбой сохранить, покуда он вырастет.
Вот Славко и перепрятывал его раз за разом. Каждый раз в новое место. И теперь, как назло, в самый нужный момент никак не мог найти его!..
Неужто Милуша и впрямь нашла?
Да нет!
– Вот он!
Славко достал, наконец, из напольной щели полуразвалившейся глинобитной печи нож. Он ощупал его костяную, сделанную под крепкую мужскую ладонь рукоять, погладил широкое лезвие с желобом для стока крови и, с облегчением, опустился на скамью.