Белый клинок (Дракон Конга - 7)

Мазин Александр Владимирович

Санти увидел ее чуть раньше, чем достиг противоположного края травяного круга.

Она стояла чуть в стороне от тропы, уронив руки вдоль бедер, подняв ему навстречу прекрасное лицо. У нее были большие удлиненные глаза в обрамлении золотых ресниц с темными изогнутыми кончиками. Мягкие золотые волосы падали на прямые плечи и крупные груди с заостренными коническими сосками. Талия такая тонкая, что ее можно обхватить пальцами. Но гибкая сила чувствовалась в стане ее, в чуть выступающих мышцах гладкого живота.

Короткая юбка из нанизанных на паутинную нить

стеблей черной травы обнимала ее на ладонь ниже пупка и спадала до середины длинных сильных бедер. Ростом она была ниже Санти и смотрела на молодого мага снизу вверх, запрокинув изящную головку.

Лесная волшебница, Женщина Вечного Лона. Нет, скорее, девушка, в которой вуаль невинности уже выгибается изнутри ветром жажды.

Больше она не говорила ничего. Только смотрела. И полуоткрытый рот, трепещущие ноздри, блестящие глаза - говорили больше, чем голос.

Санти приблизился и коснулся руками гладких теплых плеч. Девушка с готовностью потянулась к нему, и когда губы их соприкоснулись (губы, но не тела), Санти осознал одну удивительную особенность.

Сейчас он смотрел внутренним зрением, но видел девушку такой, словно глядел обычными глазами при свете дня.

"Она создала себя для меня!" - понял Санти.

Поцелуй, нежный и трепещущий, как крылья медовницы. В нем еще не было страсти, лишь намек на страсть.

"Ты не должен!" - прозвучал в мозгу голос Пятнистого Брата.

"Почему?" - удивился Санти.

"Потому что ты не должен!" - настаивал Пятнистый Брат. Он явно не желал ничего объяснять.

"Нет!" Санти почувствовал: девушка слышит их мысленный разговор и не ожидает от него иного ответа. Это было приятно.

Но Пятнистый Брат не успокоился. Он стал большим. Очень большим. Угрожающим. И быстрая мысль понеслась от него к золотоволосой - такая быстрая, что Санти не успел осознать ее, лишь уловил скрытую в ней волю.

Девушка откинулась назад, посмотрела на страшную морду: руки ее лежали на плечах Санти, невесомые, как пух.

– Не приказывай мне, зверь-демон!
– произнесла она нежно и печально. Я позвала, он пришел, обычай исполнен, и я люблю его. Оставь нас! Прошу!

– Ты должна уйти!
– прогрохотало, как гром.

– Эй!
– вмешался Санти.
– Что с тобой, малыш? Я знаю, что делаю!

– Ты...
– прогремело сверху... И Пятнистый Брат исчез.

– Ты не в силах стать между нами, зверь-демон!
– пропел чарующий голосок.
– Ты знаешь!

Санти ощутил волну нежности, хлынувшую одновременно и к нему, и к Пятнистому Брату, скрывшемуся где-то в траве.

– Санти, милый!

– Да, - сказал молодой маг, касаясь пальцами соска золотоволосой.
– Я пойду с тобой!

Фаранг. Тысяча двенадцатый год. Осень

Около полудня наблюдатели на башнях заметили паруса Южной Эскадры. А вскоре их видел уже весь немногочисленный гарнизон, оставшийся в крепости: более полусотни кораблей, будто сверкающие облака над голубизной моря.

Начальник крепости Тинг помянул в сердцах Великого Ангана, тысяцкого Ганга и всех покровителей Нижнего Мира.

Было от чего! Все баллисты и бастионы, вся крепость - в полной боевой готовности. Недоставало одного: вместо обычной полутысячи воинов остались лишь тридцать солдат. Не хватит и на обслугу нескольких баллист, разорви Равахш тех, кто допустил подобное! С тридцатью бойцами ему даже пару шекк не остановить, не то что полную эскадру Империи, чьи снасти не поджечь огненным зельем, а на одном только флагмане достаточно орудий, чтобы в три залпа сделать из крепости костер.

Осознав это, начальник крепости как-то сразу успокоился и не без удовольствия смотрел, как перестраивается эскадра. Средние корабли отошли назад, а большие, построившись "змеей", убрали часть парусов и вошли в пролив...

Пролив между материком, на котором стояла крепость, и совершенно голым каменистым островом Сломанный Зуб называли в Конге "Узкий Рукав". Он считался более безопасным проходом, чем просторный, но усеянный рифами и изобилующий отмелями четырехмильной ширины Широкий Рукав. Безопасным - по фарватеру. Зато отнюдь не безопасным для врага, так как был отлично защищен крепостью. Когда в ней полный гарнизон.

– Баллисты - к бою!
– приказал флагман-капитан Робур командиру моряков-воинов.
– Сигнальщик! Передай кормовому: "Эскадре! Готовность! Огня не открывать!" Мачтовому: "Адмирал Южной Императорской эскадры - крепости Тинг: Фарватер знаю! Вхожу в залив!"

– Может, стоит подать: "Прошу разрешения?" - предложил старший кормчий флагмана, старый моряк, не столь склонный к драке, как его начальник.

– Нет!
– резко, даже гневно оборвал его Робур.
– Пусть попробуют запретить! Мои баллисты сожгут их крепость прежде, чем они сделают дюжину выстрелов!

– Да, светлейший!
– не посмел возражать кормчий. Хотя и знал, что один залп крепости Тинг может стоить эскадре корабля. А то и двух.

– Вот наглец!
– проворчал начальник крепости, разглядев сигнал.

Будь у него хотя бы человек триста, он выдал бы: "Запрещаю!" И принял бой, как подобает. Но с тридцатью...

– Знают, крысы, что у нас - голо!
– буркнул он своему новому помощнику (старый ушел с Гангом.) - Ничего не отвечать! Передать зеркалами в Фаранг: "Большая эскадра Империи. Пятьдесят кораблей. Входит в залив. Воспрепятствовать не имею средств". Пусть умники сами разбираются! добавил он не без злорадства.

Все же Империя - не Омбам. Злодействовать не будут. В этом начальник крепости был глубоко убежден.

Великолепные корабли один за другим скользили мимо Тинга. В солнечном пламени их белоснежные паруса казались золотистыми. Порты баллист, обведенные надраенной бронзой, как десятки глаз взирали со светло-коричневых бортов на конгайскую крепость.

Когда эскадра вошла в залив, Робур дал сигнал перестроиться. Он был уверен, что Фарангская эскадра не станет смотреть сквозь пальцы на вторгшиеся в залив корабли Империи, но предполагал, что в Гавани лишь небольшая часть ее: шесть-семь кораблей, остальные же патрулируют побережье.