Белый конь на принце

Донцова Дарья

– Коды мне Антон дал, – мгновенно огрызнулась Рада, – если меня гнобить будете, я молчать не стану.

Я поманила Назара:

– Пошли, ночь не лучшая советчица. Думаю, больше Кузиной каяться не в чем.

Рада демонстративно перекрестилась:

– Пусть господь меня накажет, если вру, я только капли в термос подлила и базу скачала. Это все.

– Ну да, – кивнул Назар, – мелкие шалости, не о чем говорить. Если решишь удрать, то знай: из-под земли тебя достану.

К бункеру я подкатила далеко за полночь и тут же почувствовала, что проголодалась, как верблюд,

который пару месяцев брел по пустыне. Хорошо, что неподалеку расположен круглосуточный супермаркет.

Схватив около дверей коляску, я повисла на ее ручке и уныло потащилась вдоль рядов с банками, бутылками и пакетами, потом зарулила в отдел гастрономии и пристроилась за крохотным мужчиной. Наверное, он забыл, что на дворе октябрь, незнакомец был одет в дубленку и ушанку. Чтобы не терять времени зря, я стала изучать витрину.

– Четыреста пятьдесят грамм, – объявила продавщица, – семьсот сорок два рубля.

– Граммов, – менторски поправил покупатель.

Тетка за прилавком заморгала:

– Чего?

– Следует произносить не грамм, а граммов, – пояснил дядечка, – вы уверены в весе?

– Весы электронные! – надулась фея прилавка.

– Тогда киньте на них вон ту пачку масла, – потребовал покупатель.

– На ней вес указан, сто восемьдесят грамм, – рыкнула девица-красавица, – нет нужды вешать!

– Граммов, – терпеливо поправил мужчина, – и не вешать. Взвешивать! Положите пачку на место сыра!

– И почему по ночам зануды стаями летают? – пригорюнилась торговка, но просьбу выполнила.

– Замечательно, – потер руки покупатель, – эксперимент удался. В окошке выскочила цифра двести тридцать. Напоминаю, на упаковке выбито другое число – сто восемьдесят.

– Я тута ни при чем, – залебезила тетка, – настройка у весов сбилась, это случается. Давайте сыр в колбасном отделе взвесим?

– Отлично, – согласился дядечка.

Мы переместились чуть левее.

– Полкило ровно! – объявила тетка.

Я прикусила губу, а мужик ласково спросил:

– Как вас зовут? Меня – Леонид Петрович.

– Фаина, – прозвучало в ответ.

– Уважаемая Фая, право, это странно. Мы уже выяснили, что в весах отдела сыров сбилась настройка, они показывают на пятьдесят граммов больше, – зажурчал Леонид Петрович, – но сейчас видим полкило! А было-то четыреста пятьдесят!

Фаина громко фыркнула и перенесла нарезку в молочный отдел.

– Триста девяносто! – сообщила она.

– Вот это похоже на правду, – кивнул Леонид Петрович.

– Семьсот сорок два рубля, – обрадовалась продавщица.

Леонид Петрович поднял бровь.

– Любезная Фаина, столько же вы хотели за четыреста с лишком граммов.

– Ну перепутала я, – не стала возражать тетка, – значитца… ща… восемьсот двенадцать.

– Меньший вес не может стоить больше, – укоризненно покачал головой карлик, – в последней сумме есть неточность.

– Семьсот! – объявила Фаина.

Леонид вынул из кармана калькулятор.

– А если подумать?

– Шестьсот восемьдесят, – быстро уменьшила сумму Фаина.

Леонид Петрович быстро произвел вычисления на калькуляторе.

– Пятьсот двенадцать, – плаксиво произнесла Фаина, – ей-богу! Честное слово! В витрине цена другого сорта указана!

– Прекрасно, – кивнул Леонид Петрович,

взял пакет и пошел к кассе.

Фаина повернулась ко мне:

– Вот привязался! И говорю не так, и весы плохие, и считаю неверно. Эх, жаль, Лариски сегодня нет! Видать, ей мужик снова морду начистил! Пару дней фингалом светит.

– Она у вас на кассе сидит? – спросила я.

– Во! – подняла указательный палец Фаина. – Знаешь, чем Рожкова промышляет? Дождется, когда народ с работы попрет и очередь к ней погуще встанет, выберет мужика с полной телегой жрачки или девку молодую с мобильником и давай химичить. Покупатель ставит четыре йогурта, Ларка пять бьет, он выложит килограмм российских яблок, Рожкова их по цене импортных посчитает. Разница у них с администратором в кармане оседает. Парни редко чек проверяют, а девки по мобиле болтают, клювом щелкают. Ларка умная. Вот с пенсионерами она честная. Знаешь, сколько она в месяц навару имеет? Вообще охамела! Жаль этот Леонид Петрович с ней не встретился. Ларку муж бросил, удрал от нее на днях, она теперь горе в вине топит, на работу не ходит. Смылся ее распрекрасный Пашенька, некому Ларке синяки под глазами ставить.

Глава 32

Положив в пакет нехитрые покупки, я поехала к бункеру, подошла ко входу, сунула ключ в скважину, попыталась открыть дверь, повторила попытку, сделала третью, четвертую, но потерпела неудачу. Секунду поколебалась и постучала ногой по железной панели. Конечно, это хамство, на дворе ночь, но я заплатила Насте за проживание. Ну не спать же мне на улице?

Поколотив в дверь несколько минут, я устала и растерялась. Только сейчас до меня дошло, что я не знаю мобильного номера Насти. Да и не поможет он сейчас! Под землей ее сотовый не сработает. Куда же деваться? Вдобавок ко всем неприятностям стал накрапывать нудный дождь. Когда мое негодование достигло точки кипения, послышался грохот, дверь открылась, я увидела Владимира Петровича, отца Насти, и безмерно обрадовалась.

– Извините, разбудила вас. Можно войти?

Он помотал головой.

– Нет? – удивилась я. – Тогда позовите свою дочь!

Владимир Петрович вынул из кармана блокнот, ручку и написал: «Уходи!»

– Мне нужна Настя, – попыталась я сопротивляться.

«Она уехала».

– Куда?

«Не знаю. Домой».

Я ощутила себя Алисой в стране чудес.

– Разве Куваева не здесь живет?

«Нет».

– А где?

«Не знаю».

– Уважаемый Владимир Петрович, – рявкнула я, – понимаю, что вы с женой не разговариваете, но с посторонним человеком можно и нормально побеседовать! Перестаньте царапать в блокноте! Я заплатила Анастасии за постой и хочу переночевать в тишине и покое.

Мужчина невозмутимо забегал ручкой по бумаге.

«Я немой. Слышу хорошо. Настя сказала, что ты ее подруга из Питера. Сегодня она уехала. Куда не сказала. Больше не вернется. Уходи. Ключ отдай. Я закрыл дверь на задвижку».

Я попыталась прийти в себя.

– Куваева не ваша дочь?

«Нет. Я не женат».

– Но я видела Зинаиду, – поймала я его на лжи.

«Зина – моя сестра. Немая. Слышит хорошо. Уходи. Буду стрелять».

Сохраняя невозмутимое выражение лица, Владимир Петрович одной рукой приподнял край пуловера, за ремнем брюк чернел пистолет.