Белый конь
Шрифт:
Во дворе появился Зеленый френч. Помедлив чуть и оглядевшись, он пустился к мельнице.
Перейдя мостик, он остановился, явно озадаченный, не ожидал, кажется, застать здесь кого-либо. Однако виду не подал.
Сидевших за «столом» он знал и, не выказывая недовольства, нарочито весело крикнул: «Привет компании!», словно невесть как обрадовался им.
— Объявился! И где тебя только носит! Исчезнешь, ровно в воду канешь! — воскликнул Эзекиа, точно в самом деле давно его не видел и очень тосковал по нему.
Зеленый френч вытащил из-за пазухи две литровые бутылки вина, поставил на ящик
— Гляди-ка, деньгами разжился! — изумился Эзекиа и рассмеялся Зеленому френчу прямо в лицо. — На каком перекрестке христарадничал?
Чумдатуа криво улыбнулся и передвинулся к Эзекиа, высвобождая место вновь пришедшему.
Издевку Зеленый френч пропустил мимо ушей, давно притерпелся к насмешкам и подковыркам. Как у любого пьяницы, и у него деньги в кармане не водились. Он рыскал по духанам и бражничал на чужой счет, пристраиваясь то к одному столику, то к другому.
Зеленый френч поспешил сесть. Руки у него тряслись — не терпелось промочить горло. Выудив из большого кармана френча рюмку, он быстро наполнил ее.
— Да будет на вас благодать Мтацминды! [5] — пробормотал он и выпил залпом, словно водку.
— У тебя, верно, и вторая рюмка найдется, — заметил Эзекиа. — Мы с дядей Григолом из одного стаканчика пьем.
— Почему не найдется! — Зеленый френч выразительно ухмыльнулся я достал из нагрудного кармана еще одну рюмку — точное подобие первой. — В духане Антона прихватил… про запас. Люди мы, понимаешь… Не люблю чужим пользоваться, из своей рюмки люблю пить.
5
Мтацминда — дословно «Святая тора», возвышающаяся над Тбилиси. На склоне ее находится храм.
— Языком трепать любишь, вот что! Болтаешь — не краснеешь, — не утерпел Эзекиа. — Всю жизнь из чужого стаканчика чужое вино хлещешь, с чего вдруг чужим стаканом брезгать стал? Чужеед? И нечего молча пить, дармоед, скажи слова, какие положено!
Осушив еще два стакана кряду, Зеленый френч пришел наконец в себя и примирительно заухмылялся.
— Да раскройте рты, как можно молчком пить, — ворчал Эзекиа. — Эдак рот паутиной покроется! Изукрасьте застолье словом!
Дядя Григол, чуть отвернувшись от сотрапезников, смотрел на заречную сторону, размышляя о своем: «Запропастился мельник, не дождусь, видать, пойду-ка домой, хоть пригляжу за щенятами».
А огромное деревянное колесо все вертелось и шлепало лопастями по воде, возмущая и освежая прохладными брызгами застойный воздух. Но эта веющая от воды прохлада была обманчивой, она давала отраду лишь в первые минуты, а потом становилась привычной, и жара донимала здесь не меньше, чем на шуабазарском майдане.
На той стороне реки кто-то сбегал по склону «Мадатовского островка». Спустившись к берегу, человек, направился к мосту. Там он остановился, скинул с себя одежду на гальку и, прыгнув в воду, поплыл к мельнице.
Зеленый френч быстро освоился за «столом», хотя и с самого начала не испытывал неловкости.
— Все на свете перевернулось и смешалось, — искренно,
— Что с миром творят, нас про то не спрашивают, — осадил его Эзекиа.
— Все вверх тормашками полетело, — сетовал Зеленый френч.
— Для тебя-то что переменилось! При меньшевиках бездельничал и нынче без дела шатаешься, — хихикнул Эзекиа, кидая взгляд на Чумдатуа. — Англичане один френч тут оставили, и тот тебе достался!
— А прежде? — Зеленый френч, вызывающе уставился на Эзекиа. — До того, каким я был до того?!
— А до того — я тебя не помню… Да думаю, правителем Трапезундским царством ты и раньше не был.
Зеленый френч почему-то раскатисто захохотал и пропустил очередную рюмку. Он уже вошел во вкус и, разохотившись, опорожнял рюмку за рюмкой, бессмысленно пялясь по сторонам.
— Сколько лет таскаешь этот свой френч? — ехидно полюбопытствовал Эзекиа.
— Почем я знаю.
— Лет десять будет?
— Что вы, что вы! Четыре года: назад приобрел на Дезертирском базаре, у одного русского купил.
— Десять — нет, а лет семь — как пить дать, — уточнил Чумдатуа.
— Еще три накинь, — стоял на своем, Эзекиа.
— Несправедливо, господа, несправедливо! — патетически воскликнул Зеленый френч, снова наполняя рюмку. Каждая фраза служила ему поводом выпить.
— Не судите, да не судимы будете! — прозвучал неожиданно чей-то голос.
За перилами на настиле второй лодки стоял молодой человек, мокрый с головы до пят — прямо из воды. Он улыбался, ухватившись руками, за перила.
— А говорил, один тут будешь, — с упреком бросил он Зеленому френчу.
— Не шуми, Джелалэддин! Перед тобой культурные люди сидят, просвещенные!
— Тем более! Знал бы, другим путем явился… Одетым, обутым. — Парень перенес ноги через перила и стряхнул капли воды с лица и бритой головы.
Он был смуглый, высокий, худущий — кожа да кости. Узкое, болезненно-бескровное лицо его и голова иссечены были грубо зарубцевавшимися ранами. Не зная куда деть свои большие руки, парень машинально пытался упрятать их в карманы, забыв, что он без брюк. Потом прямо на себе отжал, как сумел, трусы и уселся на перилах, не пожелав присоединиться к застолью.
— На перилах он ладно примостился, твой дружок, да нам бы познакомиться не мешало, — заметил Эзекиа Зеленому френчу и обернулся к пришельцу. — Не порядок, парень, со стороны глядеть на наш стол.
— Человек этот, господа, весьма известная личность… — Захмелевший Зеленый френч настроен был на разговорный лад. — Но он — из другого мира… Из другого мира явился… Когда-то обозвали его Джелалэддином [6] , и кличка эта, представьте, пристала к нему. Джелалэддин… почему, спрашивается? И почему меня Зеленым френчем называют? Только и слышишь — «Зеленый френч нализался», «Зеленый френч идет, прячьте вино», «Зеленый френч…». Почему, спрашиваю?!
6
Имеется в виду хорезмшах Джелал-эд-дин, захвативший в 1225 г. часть Грузии и подвергший ее разорению.