Белый конь

Сулакаури Арчил Самсонович

Лука даже не вспомнил про почтенного Поликарпе, а если бы и вспомнил, то все равно не знал, куда посылать телеграмму и кому. Не спрашивать же у тети Нато, которая двух слов не могла сказать, как найти почтенного Поликарпе!

Поликарпе в два дня уладил все дела: Луку выставил в галерею, а сам поселился во второй комнате. И, как видно, навсегда. В его комнату без спросу никто войти не мог.

Тетя Нато неподвижно лежала на своей кровати и, лишенная дара речи, глядела в одну точку. Время от времени глаза ее

наполнялись слезами и потом снова надолго высыхали.

Богдана по-прежнему за ней ухаживала, ни на минуту не переставала о ней заботиться.

— Что это за женщина? — спросил Поликарпе, когда впервые увидел Богдану.

— Жена Андукапара, — ответил Лука.

— Ого, крепко же она на ногах стоит, как я погляжу! — не мог скрыть восхищения Поликарпе. При этом отвратительная ухмылка скользнула по его губам, — справится ли Андукапар с такой женщиной? Ай-ай-ай!

По воскресеньям Поликарпе уносил из дома какие-то вещи на сабурталинскую толкучку. Лука не смел ничего ему сказать. Правда, он пожаловался Андукапару и Богдане, но что они могли поделать. Поликарпе был близким родственником и сейчас явился в роли покровителя и защитника. Так кто же посмеет его упрекнуть?

Сразу же по приезде он подружился с Датико Беришвили и каждый день копошился возле голубятни Рубена Коротышки, где теперь был склад бумажных пакетов.

В один прекрасный день он заявил Луке:

— Другого выхода у нас нет, придется обменять с Датико Беришвили квартиру, он дает большие деньги.

— Тетя Нато не согласится.

— Кто ее спрашивает? Что она понимает? Не сегодня-завтра отправится следом за сестрой… А ты знаешь, во сколько теперь обходятся похороны? Очень дорого! Смотри, мой милый, как бы наша тетушка не осталась непогребенной!

— Но ведь она еще жива!

— Разве это жизнь, дорогой? Считай, что она на восемьдесят процентов уже в могиле, если не больше! Ладно, допустим, она жива, она дышит. А что ты будешь делать, когда она умрет? Где ты возьмешь деньги?

— Не знаю.

— То-то же! И я не знаю! Поэтому завтра же начнем готовиться к переезду.

— Ничего у вас не получится.

— Вы только на него поглядите!

— Тетя Нато не согласится.

— А я ее не спрашиваю.

— Я не перееду.

— Ты! Не переедешь?

— Нет!

— Ну тогда я умываю руки, и ты сам хорони эту рухлядь, как хочешь!

— Она пока жива и нечего ее хоронить.

Лука пошел в школу совсем растерянный. «Чего ему надо, что он к нам пристал, — думал он по дороге, — что-то я не слыхал о таких родственниках!» Про себя он твердо решил не уступать, кроме того, он представить себе не мог, как они переберутся в комнату Датико Беришвили, как перенесут тетю Нато. Он был уверен, что тетю Нато не донесли бы до первого этажа, она бы наверняка скончалась.

Возле школы ему повстречался Ираклий. Он

стоял, прислонясь спиной к стене, и курил папиросу. Мне сегодня неохота идти в школу, заявил он, лучше пройтись, если надоест гулять, можно вернуться на третий урок. Лука, как видно, тоже не очень стремился в школу, поэтому он сразу согласился на предложение Ираклия, и оба не спеша побрели по улице. Некоторое время они бесцельно шатались по проспекту, потолкались возле кинотеатра, но ни у одного, ни у другого не оказалось денег, и пришлось вернуться обратно.

В школу они пришли к большой перемене.

В коридоре Луку остановил классный руководитель Закария Инцкирвели.

— Ты опять опоздал?

— Да.

— Как себя чувствует тетя?

— Плохо.

— Никак не соберусь ее навестить.

— Ей очень плохо.

— Может, не стоит ее беспокоить?

— Не знаю.

— Лука, поди сюда и ответь мне на один вопрос… — Закария Инцкирвели взял Луку за локоть и отвел в конец коридора. — Я слышал, что несколько ребят делят между собой хлебный паек всего класса… В чем дело? Разве остальные отказались от своей доли? Как вообще это получилось?.

— Я не знаю.

— Не бойся, скажи мне правду.

— Ладно.

— На сколько человек вы делите этот хлеб?

— На троих. Ираклий Девдариани, я и Мито Чантладзе.

— На троих?

— Да!

— Целую буханку?

— Да.

— А что говорят остальные?

— Ничего… Не знаю… Мне сказал Ираклий Девдариани, что все согласны, чтобы мы делили между собой.

— Может, он запугал ребят?

— Не знаю.

— Может, он пригрозил всем? Ты понимаешь меня?

— Я не знаю…

— Я, конечно, не имею морального права, но сейчас такое трудное время… Если класс не против, если это делается с общего согласия, может, мы… а? Как ты думаешь? Может, будем делить этот хлеб на четверых? Но если ребята против, в таком случае мы совершим позорное, постыдное дело.

— Мне этот хлеб совсем не нужен. — Лука вдруг вспомнил, что принесенный им хлеб до крошки съедал Поликарпе.

— Нет, нет, что ты! Как это тебе не нужен хлеб, ты только выясни, не выражают ли недовольства остальные.

После уроков Лука отнес свою долю хлеба учителю. Тот взял хлеб и поблагодарил Луку, потом украдкой сунул в свой необъятный портфель и, довольный, отправился домой.

Лука тоже был очень доволен. Во-первых, он обрадовал классного руководителя, которого дома ждали четверо голодных внучат, и, во-вторых, сегодня этот хлеб не достанется ненасытному Поликарпе Гиркелидзе.

У школьного подъезда Луку ждала Маико, она сказала, что за углом его подстерегают Мито и Ираклий. Они на самом деле поджидали Луку. Ираклий курил, глубоко и часто затягиваясь, видно, был сердит. Мито стоял в стороне и виновато прятал глаза.