Белый конь
Шрифт:
Поликарпе улыбнулся и масленым взором уставился на Богдану.
— А для этой прекрасной дамочки я вообще как будто не существую. Для нее, что я, что… какой-нибудь бродяга, все едино.
— Что вам нужно? — спокойно спросил Андукапар.
— Ничего, кроме вашего благополучия! — Поликарпе вдруг обратил внимание на Луку и завопил: — Ой-ой-ой, ну и разукрасили тебя! На кого ты похож, негодник! Ты что, хочешь свою тетушку в могилу свести? Ступай домой, и я добавлю то, чего тебе там недодали! Убирайся отсюда, молокосос несчастный!
Поликарпе
Лука заметил, как вспыхнул Андукапар, но Поликарпе никого не видел, с бессмысленной пьяной улыбкой он смотрел на Богдану. Богдана смущенно поежилась, повернулась к умывальнику и почему-то стала мыть руки.
— Я бы советовал вам пойти к себе и выспаться! — проговорил Андукапар немного изменившимся, дрогнувшим голосом.
— А зачем мне высыпаться? — изумился Поликарпе.
— Затем, что вы в стельку пьяны!
— Я пьян? — возмутился Поликарпе.
— Да.
— Нет, вы только поглядите на него! Кто так встречает в Грузии гостей? Если бы даже я был врагом, и то не следовало бы так обращаться с Поликарпе Гиркелидзе! — нажимал на патриотические чувства почтенный Поликарпе.
Андукапар укатил на своем кресле в глубь комнаты.
— Убирайся домой! — Поликарпе повернулся к Луке. — И чтобы я тебя здесь больше не видел!
— Это вас не касается, уважаемый, будет Лука ходить сюда или не будет.
— Что значит, не касается?
— Я еще раз прошу вас выйти отсюда!
— Ты говоришь это мне, Поликарпе Гиркелидзе?
— Нет, Уинстону Черчиллю!
— Ты видишь, с кем он меня сравнивает? Этого уж я не прощу! — совсем осатанел Поликарпе.
Быстрее молнии Андукапар кинулся со своим креслом на Поликарпе, схватил его за запястье и потянул к себе. Видно, руку он сжал со страшной силой, потому что лицо у Поликарпе перекосилось, сморщилось, сначала он приподнялся на одной ноге и подался назад, как будто падал на спину, потом скрючился и рухнул на колени перед креслом, издав отчаянный вопль:
— Убиваешь, безбожник!
— Уберешься ты отсюда или нет?
— Ухожу… Какого черта!.. Только отпусти руку!
Андукапар отпустил его, быстро повернул свое кресло и остановил его у окна. Поликарпе некоторое время стоял на коленях, болезненно морщился и растирал побелевшее запястье. Потом медленно поднялся и пошел к двери. Открыв двери, он, не оборачиваясь, пробормотал:
— Впервые вижу такое гостеприимство!
— Я тоже впервые вижу такого невежу и наглеца! — сказал Андукапар.
Богдана подошла к Андукапару, провела рукой по его волосам, наклонилась и поцеловала его.
— Разве стоило из-за этого мерзавца так горячиться? — Богдана обняла Андукапара обеими руками и прижалась щекой к его лицу. Оба они замерли.
Лука вышел на балкон.
Он был удовлетворен и счастлив. Опираясь обеими руками на перила, он смотрел на Куру, сверкавшую под мартовским солнцем. На берегу
Лука радовался. Он не думал, что Андукапар такой сильный, что у него в руках столько силы. Он все время вспоминал слова, сказанные как-то Поликарпе Гиркелидзе: «Разве Андукапар справится с такой женщиной?! Ай-ай-ай!» Он не до конца понимал значение этих слов, но они все равно мучили его и не давали покоя. Но самым отвратительным было выражение лица Поликарпе, когда он это говорил.
А сейчас он своими глазами увидел, как Андукапар поставил на колени Поликарпе Гиркелидзе, этого глупого, наглого человека, который, должно быть, только затем и явился в дом Андукапара, чтобы убедиться, справляется или не справляется калека со своей женой, так крепко стоящей на ногах.
Луке внезапно захотелось самому быть калекой, только чтобы за спиной так же, как Богдана, стояла Маико, наклонившись к нему, обняв руками за шею и прижимаясь щекой к его лицу…
Глава четырнадцатая
Маико только на третий день пришла в школу. Фонарь под глазом зажил, от него остался только лилово-желтоватый след.
Мито избегал Луку, не смотрел ему в глаза. Теперь он не отлипал от Ираклия Девдариани, на перемене они вместе рыскали по коридору. Лука потерял свою долю хлеба. Он не знал, пополам они делили паек всего класса или сами отдавали учителю третью часть.
Синяки, полученные Лукой, очень заинтересовали одноклассников, но Лука быстро пресек их любопытство, коротко ответив, что его избили, и таким образом избавился от назойливых расспросов.
Появление Маико обрадовало его, но он не решился к ней подойти, почему-то чувствовал себя виноватым, особенно теперь, когда собственными глазами увидел, как расправился калека со здоровенным детиной. Однако после уроков Маико и Лука все же встретились в коридоре. Рядом молча пошли по коридору и спустились по лестнице. Выйдя на улицу, они увидели стоявшую у подъезда Богдану. Лука удивился и встревожился — не случилось ли чего. Но Богдана ласково ему улыбнулась и прижала к груди. Потом сказала:
— Покажи-ка мне этого Ираклия Девдариани.
Ираклий и Мито стояли на углу. Ираклий, по обыкновению, курил, прислонясь к стене.
У Луки сжалось сердце от дурного предчувствия, поэтому он задержался с ответом, но Маико опередила его:
— Вон тот, с папиросой.
Богдана тотчас направилась к Ираклию, подошла к нему, хлопнула рукой по плечу и показала, чтобы он следовал за ней. Ираклий оторвался от стены и, немного растерянный, пошел за Богданой. Они были почти одного роста. В глубине тупика Богдана остановилась. Мито остался на месте, а Маико и Лука сделали несколько нерешительных прыжков вперед.