Белый конь
Шрифт:
Наконец-то я одолел подъем и оказался вблизи церкви, Там же, чуть выше обвалившейся каменной ограды, находится старое заброшенное кладбище, где в беспорядке разбросаны холодные серые могильные камни. Голый склон горы сверху окаймлен лесом. Сейчас, по моим расчетам, я должен свернуть направо и перевалить через маленький холм, за которым будет дом Кариаули с каменной оградой. На холме возвышается одно-единственное дерево. Кажется, дуб.
С холма я и вправду увидел стоящий вдали от деревни дом и удивился: как это я его раньше не замечал? Я стал быстро спускаться и шел еще довольно долго, прежде чем добрался до каменной ограды. Ограда была сложена из больших речных глыб, местами укрепленных обтесанными могильными камнями — на некоторых
Ограда показалась мне высокой и внушительной. Волей-неволей она обращала на себя внимание. Она походила на крепостной вал, овеянный тайной, и вызывала почтение. Калитка была открыта, но я на время замешкался и лишь после колебания решился войти: чего мне было стесняться, я ведь не по своей воле шел, меня послали, вот я и явился. Дом оказался под стать ограде — двухэтажный, но какой же огромный! И у нас двухэтажный дом, но по сравнению с этим он — захудалая лачуга.
Во дворе я осмотрелся, не выскочит ли собака. Такой дом трудно представить себе без овчарки, хотя в то время редко можно было встретить собаку, люди и те с трудом себя кормили. Я торопливо пересек двор, все еще опасаясь овчарки, взбежал по лестнице и постучал в дверь. Прислушался, потом снова постучал согнутым указательным пальцем.
— Кто там? — услышал я строгий мужской голос. Вопрос был задан так категорично, что, не объясни я, кто и зачем пришел, мне и дверь-то, наверное, не открыли бы.
Я промямлил, что мне нужна учительница.
— Кто?!
— Меня прислали из школы… мне нужна учительница…
Долго ждать не пришлось, дверь открыла Кариаулева вдова: она была с ног до головы одета в черное и выглядела очень худой. Ни о чем не спросив, она посмотрела на меня печальными глазами и еле заметной улыбкой выразила нечто вроде удивления. Поскольку мне открыли дверь, я решил, что меня приглашают войти в дом, и вошел — манило тепло.
Вдруг от удивления я опешил: за столом я увидел Кариаули… нет, рыжих дэвов [15] , ну, если не дэвов, то, во всяком случае, их прямых потомков. Посреди залы, за большим четырехугольным столом, сидели и завтракали Кариаули — отец, мать и две незамужние дочери. Дочери были похожи друг на друга, как двое близнецов — да, возможно, они и были близнецами. Все четверо были краснощекие, пышущие здоровьем, так что учительница на их фоне выглядела как увядший лист. В центре стола стоял поднос, на котором высилась голова кабана с торчащими наружу клыками. Длинное кабанье рыло, подобно двуствольному ружью, было обращено к потолку. Очевидно, голову только что достали из кастрюли, и от нее шел пар. У разгоревшегося камина все еще стояла медная кастрюля, из которой тоже валил пар…
15
Дэв — сказочный великан, мифическое чудовище.
Супруги Кариаули смотрели на меня недружелюбно и недоверчиво — и я почувствовал, что зря переступил порог их дома.
— Кто это? — спросил глава семьи и отер лицо волосатой рукой.
— Мой ученик, — почтительно ответила вдова.
— Как он здесь очутился?
— Не знаю…
— Эй, щенок! Как ты сюда попал? — обратился Кариаули-старший теперь уже ко мне. — Через ограду перелетел? Тогда почему я не вижу крыльев?!
Рыжие девицы-дэвы нагло фыркнули. Кровь бросилась мне в голову, и я покраснел.
— Молчите, бесстыдницы! — накинулся на дочерей отец. — Вы тоже хороши, ей-богу!
Девицы-дэвы смутились, как невинные ангелы, даже головы опустили, хотя два-три раза все же успели взглянуть на меня.
— Женщина, я же говорил
— Простите меня, отец! — Кариаулева вдова совсем сжалась.
Теперь мне стало ясно, из-за чего гневались дэвы. На меня они не злились, да и какой из меня разбойник с большой дороги! Вопрос в том, кто оставил открытой калитку.
— Уважаемая учительница, вас вызывает директор! — выпалил я, не выдержав жалкого вида вдовы и собственной беспомощности, и стремглав выбежал вон. В два прыжка я одолел лестницу и со всех ног бросился к калитке.
Только достигнув калитки, я оглянулся на дом Кариаули. Какое-то время я смотрел на него, потом спрятал голову в воротник пальто и сел под дубом на еще зеленую траву. Обе мои руки лежали на коленях. По правде говоря, сейчас я был скорее поражен, чем оскорблен, хотя только что мне было очень обидно. Я, когда ко мне обратились так грубо и беззастенчиво, от унижения даже покраснел. Но вот я миновал ограду, и обида прошла, я чуть не смеялся. Особенно смешила мысль, что Кариаули, наверное, не лучше обращается со своими дочерьми.
Было по-прежнему холодно, но ветер стих и холод уже не пронизывал до костей. Я сидел нахохлившись и не мог оторвать взгляда от дома дэвов за каменной оградой… Вокруг стола стояли только четыре стула, и на всех четырех сидели Кариаули, да и стол был накрыт только на четверых. А вдова Кариаули?.. Неужели она позавтракала раньше и отказалась от вареной свиной головы? А может, не отказывалась?.. Так или иначе, мне почему-то стало жаль свою бывшую учительницу. Мне показалось, что ее насильно принудили стать вдовой Михо Кариаули, ведь не могла же она по своей воле выбрать такую жизнь.
Идя в дом Кариаули, я подумал, что кого-то из их семьи я обязательно знаю. И как же странно мне было, столько времени прожив в деревне, увидеть своих односельчан впервые. Тем более в ту пору, когда деревня почти опустела — треть ее населения, если не больше, ушла на фронт… Неужели они день-деньской сидят за своей каменной оградой и никуда не выходят? Родителей еще можно понять, но как дочери выдерживают, как живут вдали от всего света?
Однако на их лицах играл яркий румянец, а курчавые волосы искрились. Их груди, выпиравшие из свободных летних платьев черного цвета, и крупные белые веснушчатые руки покоились прямо на столе. Первое, что я ощутил, войдя в комнату, был их взгляд, и я отметил, как расширились серые глаза. Будто они впервые видели чужого человека и готовы были его съесть. Да… Странно выглядели в ту пору такие откормленные существа. Даже те, кто до войны еле двигались от полноты, теперь стали своей же тенью — аж животы просвечивали.
Эх, в неподходящее время я туда заявился — они только-только собирались приступить к трапезе. Я задержал их на три минуты, всего на три минуты… Но это, наверное, много, когда ножи и вилки уже наготове. Интересно, что осталось от свиной головы?
Внезапно у меня закружилась голова от голода. С утра и маковой росинки во рту не было.
В это время от ограды отделилась черная точка и направилась к моему бревну. Нетрудно было догадаться, что это Кариаулева вдова. По понятным причинам ей было бы неприятно видеть меня, да еще притаившимся под дубом. И мне было неохота встречаться с ней. Увиденное меня поразило. Зачем ей такое ужасное вдовство? Объяснений этому я не находил… Потом я вспомнил пронизывающий взгляд Кариаули-матери, матроны в чихтакопи [16] , которая испытующе смотрела на меня прищуренными серыми глазами. Человека с таким взглядом провести нелегко. Неужели она закрыла глаза и поверила всему, что придумала учительница географии?
16
Чихта, чихтакопи — часть грузинского национального женского головного убора.