Белый конь

Сулакаури Арчил Самсонович

«Какие странные глаза у Богданы, — думал Лука по дороге, — она видит ночью так же, как днем. Если бы не Богдана, никто бы, наверно, так и не узнал, кто стрелял в отца… А может, лучше было, раз отец остался жив, совсем не говорить, совсем не открывать этой тайны!..»

Луке даже на минутку не хотелось представлять себе, что произойдет в их дворе в день выписки отца из госпиталя… Ну, а вдруг Богдана видит ночью не так хорошо, как днем, вдруг она перепутала в темноте, не разобралась? Тем более что во двор она смотрела с высоты второго этажа, да еще во тьме.

Эти мысли вконец

расстроили Луку. Теперь он уже не дрожал, и сердце больше не билось так сильно. Им овладела тоска, все казалось одинаково скучным и постылым. Он находился словно в тумане и брел сквозь туман, ничего не замечая и не интересуясь, что вокруг происходит.

У входа в школьное здание он столкнулся с учителем географии, который одновременно был и заведующим учебной частью.

— Джорджадзе, — строго окрикнул его завуч, — идем со мной!

Лука покорно последовал за учителем. В другое время сердце у него ушло бы в пятки от такого грозного тона, но сейчас он был настолько отчужден от внешнего мира, что испуг не задевал его дознания.

— Джорджадзе, на что похоже твое поведение? До каких пор мы будем терпеть твою распущенность?! — возмущенно начал завуч, едва успев войти в кабинет.

Лука стоял как немой, бессмысленно уставившись в глаза учителю.

— Почему ты опоздал на урок?

Лука и теперь промолчал.

— Ступай сейчас же домой и приведи родителей!

— Я никого не могу привести, — наконец выдавил из себя Лука.

— Что это значит? Как это не можешь привести?

— Отец лежит в госпитале.

— Ну, приведи мать.

— Мать… Я не знаю, где моя мать, она без вести пропала.

— Кого ты обманываешь, Джорджадзе?! Ступай сейчас же и приведи кого хочешь. У тебя больше всех прогулов в классе. Знай, если не приведешь родителей, я оставлю тебя на второй год! Теперь иди, бесстыдник, ступай!

Прозвенел знакомый звонок.

Выйдя из кабинета завуча, Лука пошел по длинному коридору. В коридор уже высыпали ученики, и там стоял веселый гомон. Лука заметил Маико, заметил и то, что она увидела его. Он думал, что Маико подойдет к нему, но Маико повернулась и побежала по лестнице.

С портфелем под мышкой Лука один шел по улице и думал: хорошо, что меня выгнали из школы, все равно я не смог бы высидеть на уроках. Но и завуч тоже хорош, вместо одного урока заставил меня пропустить все четыре!

Возле своей бывшей школы Лука остановился. Сказал солдату, что здесь лежит его отец и что он хочет его повидать. Солдат спросил фамилию и имя отца и вошел в здание. Через некоторое время он вернулся и сказал:

— Я позвонил дежурному, никакого майора Джорджадзе здесь нет.

— Не может быть, — уверял Лука, — его привезли сюда вчера ночью.

Солдат не поленился вернуться в госпиталь, через несколько минут появился опять и повторил то же самое. Лука растерялся, он уже не знал, что делать, как поступить. Разве мог военный патруль сказать неправду? Зачем им понадобилось врать? Может, просто ошиблись? Но Лука хорошо помнил, что сказал вчера военный патруль, помнил и слова Андукапара: «Его отвезли в твою бывшую школу».

А бывшая школа Луки здесь.

Задумавшись, Лука шел

вдоль железной ограды. «Вечером приду сюда вместе с Богданой и все выясню», — успокаивал он себя.

Дойдя до угла, он вспомнил, что Богдана просила узнать его, существует ли на самом деле Мтвариса. Лука был уверен, что ворота заперты, но, несмотря на это, все же повернул к сумасшедшему дому: попытка — не пытка.

Его совсем туда не тянуло, он шел так, на всякий случай, чтобы выполнить долг перед Богданой и Андукапаром. Бредя по неровной улице, он снова думал об отце. Вспомнил нынешнюю ночь, жуткий треск пальбы, освещенное светом фонаря залитое потом лицо, искаженное болью. Может, отцу плохо и от меня хотят скрыть, — царапнул по сердцу страх, он остановился и оглянулся назад.

Им снова овладела апатия, и он решил вернуться домой, но и домой идти не хотелось. Богданы не будет допоздна, а с Андукапаром сегодня Луке не выдержать, так тяжело смотреть на его страдальческое лицо. Лука продолжил свой путь по ухабистой улочке и подошел к каменной ограде. Ворота, конечно, были закрыты. Лука без всякой надежды толкнул их рукой и изумился: ворота со скрипом подались.

Не колеблясь, Лука вошел во двор и взглянул на то окно, где когда-то увидел Мтварису. Темное, зарешеченное окно было открыто. Лука обвел взглядом двор: ни старого дворника, ни бритоголовых мужчин в серых халатах нигде не было видно. Бассейн был наполнен водой, и в нем отражались покрытые зеленой листвой деревья и безоблачное небо.

Лука прошелся по двору, присел даже на одну из скамеек, потом сунул под мышку портфель и, разочарованный, направился к выходу.

Подойдя к воротам, он неожиданно услышал знакомый голос, и сердце у него чуть не разорвалось: он и сам не знал, почему его испугал этот голос, услышать который он так мечтал.

— Мальчик, поди сюда на минутку!

Без сомнения, это была Мтвариса.

Лука повернул голову. В открытом окне стояла голая Мтвариса, точно как тогда, когда он увидел ее впервые. Подняв над головой руки, она ухватилась ими за железные прутья и смотрела на Луку большими печальными глазами. Но теперь Лука не краснел, как в первый раз, и не отводил глаза в сторону, он даже разволновался меньше, чем тогда. Только сердце бешено колотилось, то ли от испуга, то ли от неожиданности.

— Почему ты опоздал, мальчик? Разве можно столько времени заставлять человека ждать?

Лука сделал несколько шагов по направлению к окну.

— Расчленили его, и тело раскидали по всей земле… Каждая частица его тела была частицей моего тела, и он был братом моим и супругом моим… На четырнадцать частей его разрезали и разбросали по всей земле, потому телу моему, как и луне, ведомо четырнадцать болей, но я собрала разбросанные куски его тела, и восстал из мертвых брат мой и супруг мой. Восстал он из мертвых, и боли мои утихли, все четырнадцать болей. Ныне же он — брат мой и мой супруг — каждую весну приходит на землю и каждую осень вновь покидает ее… Он и смерть, он и жизнь, жизнь и смерть!.. — сказала Мтвариса и печально улыбнулась. Потом разжала пальцы, сжимавшие прутья решетки, и, не опуская рук, повернулась, чтобы уйти.