Белый шаман
Шрифт:
Ночь прошла отвратительно. Опять вспоминал жену и сына. Наверное, никогда себе не прощу, что оставил их, не защитил, не сберег. Еще как назло погода стоит хорошая теплая, даже душная, совершенно безветренная. Комары с мошкой в такую погоду особо лютуют. Расположиться пришлось в низине. Высокое, обдуваемое место заняли разбойники. Вот и донимал меня тут гнус. А костер разжечь нельзя, учуют бандиты. Натерся настойкой пихты с корнем пырея, немного успокоились кровососы, но все равно донимали до самого рассвета, пока не дунул утренний прохладный ветерок. Только тогда удалось задремать.
Проснулся от заполшного ора лесных птиц. Особенно
А это кто? Как интересно! Так вот что значит каплюжник с перьями. Офицер. Да еще и казачий. Интересно для чего он им? Не понимают что ли, что за своего казачки их найдут даже в самой глухой тайге? Похоже, не понимают. Или отмороженные наглухо. И где еще двое. Должно быть четырнадцать человек. Хотя какие они люди? А в наличии двенадцать. Придется ждать, когда недостающие появятся. Ну, мне и не к спеху.
Отсутствующих я так и не дождался. Наступила ночь. Часть бандитов завалилась спать. Осталось дождаться, когда остальные угомоняться. Пытышка взялся байки травить. Хорошо рассказывает. Не старая Анчикэ, но тоже интересно. Вспомнив Анчикэ, вспомнил и своих. Пришлось, стиснув зубы, гнать от себя ненужные, сейчас смертельно опасные переживания. А ведь, судя по сказке, кто-то к искину лазил, уж больно похожие аллегории. Только вот что за седло? Неужели чудак человек пытался кресло с консолью управления утащить? Тогда ясно, почему искин его выпнул. Неясно только, почему допустил проникновение постороннего на объект. Но теперь уже не узнать. Я же сам откатил его до заводских настроек. Ох, чувствую, пожалею об этом еще не раз. Наверняка ведь там нужного в памяти было выше крыши.
О, а юкагир-то с мелким закусились. Хотя все они тут мелкие какие-то. Маленькие, худющие, издалека с детьми бы спутал, если бы не бороды чуть не до пупа. Нет, не подрались. Лютый их быстро успокоил. Матерый бандит. Чувствуется внутренняя сила в нем. Его первого надо будет валить. Иначе проблем не оберешься.
А вот это никуда не годится! Похоже, упыри решили за казачка взяться. Вот же! Некстати совсем! Рассчитывал дождаться, пока все заснут, и потом уже разобраться с бандой по-тихому. Не вышло. Придется сейчас действовать. Спасать служивого надо. Мальчишка совсем. Да и свой. Предки у меня тоже казачьего сословия. По отцу с Дона, по матери из Сибири. Так что не чужие, чай. Да кому я вру! Будь хоть кто на месте этого офицера, не позволил бы изгаляться над человеком. Воспитан не так. Да и вспомнилось кое-что из прошлой своей жизни. Похожее. Мы тогда только бизнес начинали. Вот и наехала на нас одна из группировок. Лес, бандиты, 90-е. Тогда мне повезло. А сейчас повезло казаку.
Способностями, доставшимися от графа, перекрываю варнакам жизненную энергию в районе шейных позвонков. Получилось! А ведь не уверен был. На животных пробовал на охоте, а вот так, чтобы на людях, да еще сразу на нескольких. Правда, накатила жуткая слабость. В глазах потемнело, сердце бешено заколотилось, к горлу подступила тошнота. Надо поосторожней быть с этими способностями, так и копыта откинуть можно. Пришлось, откинувшись спиной на землю, замереть на несколько секунд или минут,
Пора. Подхожу и с улыбкой вглядываюсь в белые от страха, вызванного непониманием происходящего, глаза парализованных бандитов. Один неудачно завалился головой в костер. Отталкиваю его ногой и аккуратно, чтобы не забрызгаться перерезаю горло. В нос сразу шибает запахом крови, фекалий и паленого. Шипя на углях, тугая струя бьет в огонь, едва не залив его. Поворачиваю корчащееся в агонии тело, чтобы кровью окончательно не затушило костер. Это что, выходит, в момент смерти паралич спадает? Не учел, со следующими аккуратней надо.
Гляжу на Лютого. Одежда хорошая, добротная. Парку мою нацепил! Сволочь! Морщинистое лицо, редкая борода, в отличие от остальных бандитов ухоженная, расчесанная и даже подкрученная. Да ты у нас франт! На щеках и лбу выжжены клейма «СК». Смотрит без страха, с лютой звериной ненавистью. Смотри, смотри, меня такими взглядами не прошибешь.
— Значит, ты у меня в чуме порезвился, — говорю тихо, почти шепчу ему в ухо, держа нож у горла. Ага, а ты все-таки боишься, просто хорошо собой владеешь. В глазах душегуба мелькнула паника. Пришла мысль связать его, оставить на потом. Чтобы сделать смерть твари как можно более мучительной. Но нет! Не хочу! Чувствую — это та грань, переступив которую можно не вернуться. Стать таким же зверем, как этот Лютый. Росчерк ножа и толчок в спину. Бандит заваливается лицом в землю. Ноги беспорядочно дергаются, раскидывая аккуратно сложенный у костра валежник.
С остальными пошло по накатанной. Древний нож Великого Мамонта этой ночью напился человеческой крови. А три духа мщения радостно встречали грешные души убийц. Я всем нутром чувствовал восторг одних и ужас других. Наверное, это не правильно вот так вот резать беззащитных людей. Но моя совесть сегодня спала. Или делала вид, что спит, сквозь опущенные ресницы, с удовлетворением вглядываясь в торжество возмездия. Слышу, как задергался и забормотал что-то казачок. Потерпи, братишка, сейчас закончу и помогу. Остался последний.
— Ну, привет, Пытышка, — снимаю с юкагира оцепенение, — Узнаешь?
Глаза бандита широко распахиваются. Он молчит, боясь пошевелиться. Нет. Не юкагир он. Те ребята воинственные, а этот тухлый какой-то.
— Чагэл-кэдэлкум, — в ужасе выдыхает он.
— Вижу, узнал, — присаживаюсь перед ним на корточки, – Вот скажи мне, ты, правда, думал, что убив семью шамана, сможешь уйти?
— Шаман умер, мне сказали старый шаман сдох, — затараторил он, — Она оскорбила меня. Она умерла. Так правильно. Женщина не должна оскорблять охотника.
Ударом по лицу затыкаю его излияния.
— Она моя жена, — смотрю, как в его глазах страх сменяется ненавистью, — А ты не охотник, ты падальщик. Позор своего рода.
— У меня нет рода, — он криво щерится.
— Изгой, значит. И за что тебя изгнали? Впрочем, мне все равно. Где еще двое, что были с вами?
На его губы наползает ехидная усмешка.
— Они не по тебе добыча, Чагэл-кэдэлкум. Ты убил их людей, они убьют тебя, — он пытается расхохотаться, но горло сдавливает спазм и он закашливается. Я не причем, сам подавился, собственной злобой, — Они волки, ты для них олешка неразумный.