Белый вепрь
Шрифт:
Другая нога была сломана, но с ней Филипп справился легче. Использовав черенки стрел, он соорудил нечто вроде шины. Теперь надо было подумать о носилках.
В этот момент подошел Трейнор и предложил:
— Здесь у нас есть повозка, сэр. Давайте положим его и отвезем к монахам.
Это была колымага, которую фермеры использовали для грязных полевых работ. Постелив на дно попону, Филипп и Трейнор кое-как положили в нее раненого. Хью, бледный, но полный решимости, пропустил мимо ушей приказ Филиппа лежать на месте и никуда не соваться. Он встал во весь рост и стал наблюдать за происходившим внизу. Он что-то крикнул. Филипп мгновенно догадался,
Внизу несколько солдат кольцом окружили лучника. Сверху казалось, что это сцена из кукольного представления. К толстой ветке привязали веревку. Сделали петлю. Лошадь рванулась в сторону, и дерево закачалось. Только «кукольная» фигурка в ливрее, какую носили обычно люди Хауарда, осталась болтаться на нем. И вскоре застыла.
— Филипп… — Голос Фрэнсиса прозвучал едва слышно, словно опавшие листья на осенней дороге. Филипп вернулся к повозке, наклонился к раненому и мягко проговорил:
— Да, я здесь.
Только тут он сообразил, что меч каким-то образом снова оказался у него в руках. Филипп положил его на землю. Фрэнсис, глядя на кузена, спросил:
— Ну, что там?
Свернув свой тяжелый боевой камзол, Филипп просунул его под голову Фрэнсиса и только после этого ответил:
— Да ничего, не волнуйтесь.
Филипп подумал, что надо бы поторопиться в монастырь, пока люди Тюдора до них не добрались. Взглянув на Трейнора, Филипп понял, что он думает о том же. Словно подслушав их мысленный диалог, Фрэнсис слабым голосом произнес:
— Монастырь — это капкан для кроликов. В придачу солдатня Тюдора стащит меня, волоча за ноги, со ступеней алтаря. А потом примется и за вас обоих…
«Интересно, много ли он услышал», — подумал Филипп. А вслух беспомощно спросил:
— Но что же делать, Фрэнсис? Вам нужен уход. Я сделал все, что мог, но этого недостаточно. В аббатстве есть и врачи, и теплая постель…
— А у ворот — Тюдоровы палачи. — Глаза Фрэнсиса закрылись. Филипп заметил, как его пальцы вцепились в попону.
Едва слышно Фрэнсис приказал:
— Везите меня в Тичмарш.
Филипп перехватил взгляд Трейнора.
До Тичмарша было не менее тридцати миль, к тому же старый замок за последние сто лет превратился в заброшенные и опасные руины. Филипп поднял голову. Небо было ясным, но к вечеру погода может перемениться, а они еще и полпути не пройдут. Минстер-Ловел располагался не намного дальше, однако Филипп даже и не подумал спросить, почему кузен не произнес этих двух слов и отчего не захотел, чтобы за ним ухаживала Анна Фитцхью.
Издалека послышалась невнятная речь, в которой угадывались английские, французские и валлийские слова. Приближались люди Тюдора. Взобравшись на своего измученного коня, Филипп дал Хью знак, чтобы он взял лошадь раненого. Трейнор поедет в повозке.
— Ну что ж, — произнес Филипп, — в Тичмарш так в Тичмарш.
Глава 24
Путешествие отняло у них три дня, хотя здоровый человек способен осилить то же расстояние за один.
По прошествии времени Филипп не раз вспоминал эти дни. Впереди их ожидало бездорожье. Повозка то и дело подпрыгивала на ухабах и проваливалась в рытвины. При каждом новом толчке сердце Филиппа обливалось кровью. Некоторым утешением служило то, что раненый вскоре забылся. Они часто останавливались: надо было менять повязки, которые постепенно пропитывались кровью, сочившейся из очень глубокой раны Фрэнсиса в одной ноге, и поправлять шину на другой.
Мягкая утренняя прохлада напоминала Божью милость. Но к полудню опять становилось невыносимо жарко. Донимали мухи. Хью быстро уставал, одна рука у него была на перевязи. На второй день пути его уговорили прилечь рядом с Фрэнсисом в повозке.
Деревушка под названием Тичмарш лежала посередине между Нортхэмптоном и болотами Линкольншира. Ловелы владели этими землями более двух столетий. Сохранилась большая церковь — немой свидетель былого богатства и силы, благодаря которым она и была построена.
Но замок давно разорили. Сохранился только дом управляющего, стены которого, сложенные из грубого песчаника, утопали в листве пышных садовых деревьев. Крыша была покрыта черепицей из обожженного сланца.
Обитатель дома встретил гостей у ворот. На голове у него, вместо обычного головного убора, виднелась какая-то грязная повязка. Выглядел он донельзя утомленным: только вчера он вернулся домой, приведя с собой из Босворта уцелевших в бою людей. Несмотря на это, он проявил радушие и гостеприимство, сразу предложив Фрэнсису постель, и приказал слугам отнести раненого.
А вот жена управляющего внушала Филиппу некоторое беспокойство. Она была явно напряжена, глаза ее беспокойно бегали, и чувствовалось, что она до смерти боится за мужа. Филипп сочувствовал ей, но его главной заботой оставалось здоровье кузена. О том, что им может угрожать какая-либо опасность, Филипп даже не задумывался.
Тичмарш находился в пустынной, болотистой местности, далеко в стороне от больших дорог. Военного значения ни она, ни запущенный замок не имели.
Со временем Тюдору, хотя бы ради престижа, придется заняться и этими владениями. Пока он не утвердил свою власть в стране, поэтому набеги на Тичмарш могут принести больше неприятностей, чем славы. Филипп рассчитывал, что у них в запасе по крайней мере неделя.
Наутро управляющий послал одного из слуг в Ланкастер. К вечеру слуга вернулся бледный как полотно, с кучей новостей.
Накануне его приезда в городе было много казней.
Провинциальный дворянин и советник Ричарда, Уильям Кэтсби, его сын, о котором было известно только то, что он принял участие в сражении при Босворте, комендант Тауэра, сэр Роберт Брекенбери, Рэтклиф и Кендал погибли в бою. Эштон уцелел. По слухам, ему удалось бежать на север, в Ланкашир, к родственникам. Перси вынесли с поля его люди. Рассказывали, что его спина представляла собой кровавое месиво, словно по ней проскакала вся кавалерия Стэнли. Что касается самого Ричарда… тут охрипший голос слуги осекся. Но он собрался с духом и продолжил. Искалеченного, истерзанного и раздетого донага короля привязали, как какого-нибудь вора, к лошади, на которую усадили его герольда. Вот так надругавшись над покойным королем, его доставили в Ланкастер. В течение двух дней тело лежало на голых камнях, под открытым небом, во дворе молельного дома. Только после этого монахам позволили похоронить короля в безымянной могиле.