Белый ворон
Шрифт:
– В общем, ружье твое так себе. И главное, где эти утки? Давай еще по стакашке…
Генерал закрыл глаза. Мне только оставалось прилечь рядом с ним и захрапеть в унисон.
– Ну и охотнички, – растолкал нас Рябов. – Всю зорю продрыхли. Ладно, генерал набегался, а ты чего?
Начальник Управления по борьбе с организованной преступностью протер глаза и уставился на меня с явным подозрением.
– Что за вермуть ты нам подсунул? – вызверился я на Рябова. – От одного стакана голова кругом пошла.
– Ты пил это вино стаканами? – даже в сгущающихся сумерках видно, как перекосилось лицо у Рябова. – Я же предупреждал. Это не рислинг или траминер. Херес двухсотлетней выдержки. Его наперстками пьют!
– А, любимое
– Нет, – заметил Вершигора, пристально глядя на меня. – Ты не забыл.
– Правильно, – поддержал его Рябов. – Ты такой же, как тот жирный Фальстаф. И здесь решил крутизну доказать. Пусть это вино другие наперстками пьют, а мне стакан нипочем.
– Ты, Рябов, не выступай. а то в морду въеду, – иного ответа от меня никто из присутствующих не ожидал.
– Хорошее вино, – сказал генерал. – Слушай, у тебя маленько не осталось? Как ни старался Вершигора, однако я заметил: он, словно невзначай, сунул одноразовый стаканчик в карман ватника.
– Есть немного, – покачиваю в воздухе серебряной флягой.
– Ну так не жилься, отлей, – потребовал генерал, вытряхивая из пластмассового термоса остатки чайной заварки.
– Ну да, такое вино портить, – возмутился Рябов. – Вкус опоганишь своей пластмаской.
– Правильно, – поддерживаю коммерческого директора. – Бери вместе с флягой. Только не зажиль ее, она дорогая. Да и повод будет к тебе зайти.
Вершигора снова пристально посмотрел в мою сторону, однако я протягивал ему посуду с видом абсолютного безразличия. Больше того, сумерки сгустились настолько, что вполне можно было даже язык высунуть, и генерал вряд ли такую реакцию заметил.
Точно так поступил бы на моем месте новоявленный директор фирмы “Виртус”. Однако я не Костя, глупостей делать не собираюсь. Тем более, что генеральскую реакцию предвидел. Еще бы, столько лет друг друга знаем. И стаканчик, и фляга с остатками вина, которое мы пили, лежат в моем рюкзаке. Генерал даже не подозревает, какие изумительные копии умеют делать мастера-беженцы по индивидуальным заказам. Настолько индивидуальным, что о них не знает сам доктор искусствоведения Дюк. Следовательно, по-настоящему генерал мог бы насторожиться только в одном случае. Если бы я не потребовал вернуть посуду. Пусть этот новодел мне ни к чему, но иного поведения от человека, помешанного на старинных вещах, Вершигора не ждет.
22
Советский разведчик Козловски прибыл в Москву после выполнения задания в районе Гудзона и принялся отдыхать по-русски. Он с тоскливым видом накачивал самовар собственным сапогом, отбивая такт ногой в портянке, и катил по слегка небритой щеке слезу, вторя патефону “Калинка-малинка-калинка моя” с английским акцентом. У задней стены донельзя захламленной комнаты под портретом главнокомандующего Брежнева на кровати с панцирной сеткой лежала тетя в явно кустодиевском вкусе.
Если бы наш дорогой Ильич сумел взглянуть из рамы на кровать, он, несомненно, с ходу понял: одной ляжкой подруги разведчика Козловски можно наконец-то выполнить Продовольственную программу, тем более, что в планы отдыха советского супершпиона секс пока явно не укладывался. Он, правда, успел выпить добрый жбан водки, закусить его миской черной икры и даже потренькал на балалайке. Кто знает, быть может, для занятий любовью этим русским требуется постановление их маразматического Политбюро? Вероятно, именно такой вопрос мог возникнуть у американцев, смотревших устаревший боевик “Схватка у Гудзона”, где наше родимое КГБ отчего-то все подряд именовали СМЕРШ.
Нащупав пульт, я отключил видеомагнитофон. Не дай Бог, дальнейшее развитие науки и техники одним стерео не ограничится; того глядишь, со временем можно будет не только
Снежана легко коснулась кнопки “Панасоника”, и из динамика полилась музыка, даже отдаленно не напоминающая “Калинку”. Глядя на бывшую фотомодель, которая, медленно извиваясь, выползала из длинного серебристого платья, я внезапно почувствовал, как подействовало на меня искусство. Еще бы, ведь в конце концов это почти конспиративная квартира; где-то вдалеке от нее работает мой резидент под личиной директора фирмы “Виртус”, а его жена – самая настоящая связная, хотя о своей главной роли не подозревает. Секс – глубокое прикрытие, явка – моя дача, связь – производственная необходимость. А сексуальная связь – самая настоящая конспирация.
Кроме явно шпионских устремлений, стараюсь доказать делом свой высокий идейно-моральный уровень, политическую грамотность и преданность идеалам всей жизни. Ведь не зря возле ворот моей дачи застыл гипсовый пионер с поднятым горном, целясь этим музыкальным инструментом в облупившийся зад статуи девушки при весле над изрядно выцветшим транспарантом “Жить и работать по-ленински”.
К сожалению, у меня пока так не получается. Единственно, чем я похож на вождя мирового пролетариата, так это отсутствием трудовой книжки. Потому что когда-то, подобно Ильичу, считал где-то работать ниже своего достоинства, но жить по заграницам, копируя скромный быт вождя революции, так и не получилось. Остается одна надежда на помощь Снежаны, пусть она на Надежду Константиновну не очень похожа, так и я на товарища Крупского не сильно смахиваю. Глядя на трусики, медленно сползающие с точеных ног связной, я отчего-то перестал думать о вожде революции. А куда он денется, как там раньше пели: “Ленин в тебе и во мне”? Оригинально, конечно, однако, в отличие от Снежаны, мне не светит даже помечтать забеременеть таким счастьем.
Как ни крути, физиология у нас разная, несмотря на усиленную песенную пропаганду былых лет. Крутит Снежанка просто замечательно, все больше дразнящими бедрами, однако и грудь на месте не стоит. Именем революции и конспирации, командую себе, опрокинув еще одну рюмку водки, и закусываю крохотным малиновым соском, нежно проводя по нему кончиком языка.
Что за жизнь, ведь для других людей уединение с прекрасной женщиной – обыкновенная человеческая радость, а мне даже на секунду нельзя забывать: задыхающаяся в моих объятиях Снежана – своеобразный почтовый ящик между засланным в тыл врага Костей и его шефом. Это еще ничего, представляю, как бы мог измениться мой вкус, если бы директор фирмы “Виртус” решил воспользоваться связью через парикмахерскую “Анатолий”. Признаюсь честно, такой подвиг даже мне не по силам. В конце концов я ведь не московский коллега Ленчик, отчаянный бисексуал, давший путевку в эстрадную жизнь смазливому мальчику. Насчет мальчика Ленька предпочитал не распространяться, пусть даже тот мелькнул на экране какого-то фильма в роли со словами. Что-то вроде: “Писать подано…” Зато одну девчушку Леня окружил таким вниманием – дальше некуда. Она наверняка подумала: влюбился, пень старый, и стала вить из антиквара якорные канаты.